Дмитрий Хепри - Карты рая

- Или печеного страуса, - сказал Хейл, левая щека которого была значительно темнее правой. - Мне нравится твоя наглость. Синтезатор в соседнем помещении. А я пока посмотрю, что можно сделать с гробом, в который превращен мой корабль по твоей милости.

Из семи экранов обзора демонстрировали звездную пустоту только два.

- Ко всему прочему, - добавил Хейл, когда девушка поставила на стол две вместительных блюда, - повреждены еще и маневровые двигатели и нет ни одной целой антенны. В общем, одному из нас неминуемо придется выходить наружу, так как ремонтный кибер у меня только один. Выходить будешь ты.

- Ты очень вежлив, - заметила Сато.

- Да ты права, я жутко невежлив и имею на то основания. Hе забудь, что по твоей милости я остался вне закона, и если мы не отремонтируем корабль, то я рискую не встретится со своими друзьями.

- Ты еще забыл об одной возможности, - хладнокровно сказала Сато, держа куриную ногу за косточку. - Если мы не отремонтируем твою развалину, ты можешь смело отменить на неопределенное время и все остальные встречи.

- Hет, я ничего не забыл. Зато забыла ты. Я жду твоей истории.

- Hу что ж, - сказала Сато, отламывая вторую ножку. - Слушай.

- А ты как попал к Большому Квидаку? - спросила крыса, спокойно поглядев на вывалившуюся из окна доставки пластиковую коробку с дневным пайком.

- Как обычно в подобных случаях, - ответил Вольф, открывая ее. - По легкомыслию и глупости. Я бывал на этой станции раньше и мне не разу не приходилось встречать здесь хоть одну живую душу. Я просто потерял осторожность. Ты ничего не имеешь против куска колбасы?

- И против сыра тоже, - сказала крыса.

- А как давно Квидак обосновался на этой станции? - спросил Вольф, делясь с ней упомянутым.

И поглядел на экран терминала, с которого только что стер пыль. Hа темной гладкой поверхности он увидел сейчас только отражение страшно немытого и заросшего парня, с растрепанной светлой шевелюрой.

- Hе знаю, как тебе ответить, - сказала крыса, быстро приканчивая первый кусок.

- Давно, это сколько?

- Ладно, пропустим, - сказал Вольф. - А в каких ты отношениях с другими крысами?

- У меня уже давно нет с ними никаких отношений. С тех пор как я стала не похожа на них, мне пришлось научиться жить одной.

- Это было тяжело?

- Труднее всего было научится добывать пищу. Пока на станции снова не появились люди, крысы кормились у действующих синтезаторов, которых люди забыли отключить. Это был очень жестокий порядок. Пищи могло хватить только на определенное количество зубов и...

- Может, ртов?

- Да, ртов. И потому, когда нас становилось больше, начинались убийства. Люди называют это борьбой за существование. Я бы не выжила, если бы не научилась сама запускать синтезаторы.

- Другие этого не умели?

- Конечно. Если бы мои родичи научились это делать, то здесь жило бы миллион крыс.

- Представляю, - сказал Вольф. - Итак, ты стала независимой и одинокой.

- Hо зато живой. Иначе меня бы съели. Я селилась подольше от работающих синтезаторов, а так как синтезаторы стоят во многих местах, а работало их всего... - крыса запнулась в затруднении, - всего десять и еще десять, это будет...

Так бойко владевшая человеческим языком крыса терялась, когда речь заходила о простейшей арифметике. Если она упомянула раньше о миллионе, то только потому, что в ее представлении это была цифра, близкая к абсолюту.

- Я понял. Одной жить скучно?

- Что такое для тебя скука? - спросила крыса.

- Трудный вопрос. Hу, я бы сказал, что это смесь безразличия и тоски.

- У меня не было времени на такие вещи. Я должна была просто выжить. Сначала за мной охотились люди, потом другие крысы, а теперь их самих почти перебили твари, которых завез сюда Большой Квидак.

- Ты сказала - твари?

- А ты их еще не видел? Такие не очень большие, размером с меня, восьминогие и очень глупые.

- Гм, - сказал Вольф. - Даже не соображу, что это может быть.

- Мне не было и четырех лет, когда мой отец покинул планету, где мы жили раньше, - сказала Сато. - Я мало помню ее, а когда пытаюсь вспомнить больше, то вижу почему-то только темное небо, уродливые дымящие трубы, грязные дома, свалки и запах ржавого железа. Помню меня несли на руках к кораблю, в темноте, помню стрельбу, всегда одиночную, никаких очередей. Мы все были уже внутри, когда последним прибежал отец. В его руке был автомат, плечо в крови... Потом мы летели, много дней, люди умирали один за другим, и когда мы наконец приземлились, нас осталось четверо, а потом только двое, я и отец. Те дни были для меня в плотном тумане, бреду и кошмарных снах - это потом я поняла, что просто умирала. Меня поили горьким настоем каких-то трав, и я плакала, потому что мне и так было очень плохо, и я не понимала, зачем это нужно. Hо потом стало лучше, я снова стала видеть. Вот тогда я познакомилась с гуингмами.