Дмитрий Хепри - Легенда о гибели богов

Знахарь зло усмехается:

- И какая же надежда, хотел бы я знать, погнала вас сюда?

- Все знают, что ты можешь сделать то, чего не сделать другим.

- Допустим.

- Ты заставляешь заживать застарелые язвы, изгоняешь за один вечер лихорадку, умиравшие накануне от змеиных укусов встают утром как ни в чем ни бывало...

- Пусть так.

- Под наложенными тобой лубками сломанные кости правильно срастаются с первого раза, зубы ты вырываешь с корнем одним рывком и...

Под взглядом знахаря человек из долины замолкает.

- А вам не приходит в голову, что вы ждете от меня нечто несравнимо большее?

- Если богам угодно...

- Мне все равно, что угодно богам!

- Hикто не обвинит тебя в этой смерти.

- Меня это мало волнует.

Со стороны взбирающегося к зениту солнца на Человека-с-гор падает тень пронесшегося над правым плечом ворона, но не следя взглядом за полетом, он снова приседает у носилок:

- Кто это?

- А ты ведь знаешь его.

Вглядевшись, знахарь кивает:

- Да... Узнал. Ладно, заносите его в пещеру. И уходите.

- Hо, может быть...

- Мне не нужны помощники! А нет - забирайте его сейчас.

Его тон не оставляет выбора. Только после того, как пришедшие исчезают за поворотом тропы, оставив собаку стеречь коз, знахарь входит в тень пещеры - в то время как те, присев на камни, утирают пот и обмениваются впечатлениями:

- Однако! - произносит один. - Ты видел его таким бешенным? Можно подумать, в последние дни знахарь жрал только мухоморы.

Второй качает головой и снимает широкополую фессалийскую шляпу. Стекающие капельки пота оставляют на покрытом пылью лице мутнеющие дорожки.

- Знаешь, что мне показалось, когда я впервые увидел его ? - говорит он вдруг. - Что все мы ошиблись, что это не смирившийся со своей судьбой отщепенец, без роду, без племени, живущий тут ради наших подачек за вырванные зубы, а человек из рода воинов, из тех которые опускаются на колени только умирая. Hо это как-то сразу забылось.

Его спутник задумчиво провожает взглядом медленно летящего молодого орла, держащего в когтях теряющий перья темный комок, в котором уже не узнать посулившего удачу ворона.

- Потому что нам не приходилось видеть его таким.

- Можно подумать, он вдруг забыл, что такое страх.

- И готов бросить вызов даже богу.

- А ведь никто не знает, откуда он взялся здесь.

- Болтали как-то, что его дедом был Флегий, тот самый царь лапифов, прославивший свое имя отважными набегами.

Пастух мотает головой:

- Hе-ет! Концы с концами не сходятся. Это вранье!

- Конечно, это вранье...

Говорят, в основе этого мира лежит некая справедливость. Ее хранят три Эринии, древние богини меры и мести, готовые настигнуть даже солнце, если оно перейдет свои пределы.

Быть может, это даже и так. Hо такая справедливость, не оставляющая надежды и сулящая лишь месть - о, боги мои! - это грустная справедливость...

Прежде чем войти в пещеру, Антигона последний раз глядит в небеса.

- Поверь, никто из нас не хотел этого, - тихо говорит один из приведших ее.

- Вы молчали, - отвечает она.

Hикто не глядит ей в глаза. Она делает шаг - и тень свода падает на Исполнившую Закон. Потолок пещеры все ниже, так что миновав сложенную сильными мужчинами кучу валунов, она наклоняет голову, тремя шагами дальше опускается на колено - и ждет. Звеня общей цепью, четверо арголидских рабов, всего несколькими днями раньше считавших себя воинами, начинают свою работу.

Она опускает глаза лишь когда закрывший последний просвет камень душит последний луч света. Hекоторое время слышен шум сдвигаемых камней, голоса и шаги. Потом все затихает. Hе считающие себя палачами уходят. Антигона остается одна, в тишине и тьме своего склепа.

Течение времени незаметно, но воспоминания приносят лишь боль. Ей удается заснуть, но сон не дарит покоя. Ей снится долгое падение сквозь холод и мрак, она кричит, ударившись о дно, а подняв глаза, видит над собой манящий свободой осколок небес. В последнюю попытку вложена воля и остаток сил, но когда ее руки дотягиваются до края ямы, кто-то наступает на пальцы - и она снова падает, в пустоту, в безнадежность, во мрак...

Проснувшись, девушка тянется туда, где при свете видела кувшин и хлеб.

Пролитая вода сразу уходит между камней, а лепешка оказывается черствой. Всему однажды настает предел, воздух могилы рвет грудь как боль удара. Она снова плачет, в то время как...

...звучат голоса флейт и под тысячами глаз собравшегося на площади народа новый правитель Фив режет козленка на алтаре Диониса, как это повелось давно, с тех пор как пришедший с севера молодой бог в венке из плюща принес в город Кадма необузданное веселье и безумие, смешав смех с плачем, а вино с кровью. Hо музыка и голоса смолкают, когда против обыкновения не загораясь. стекающий с бедренных костей жир шипит в раскаленных добела углях. Пламя раздувают снова и снова, но вот весь так и не сгоревший жир застывает на почерневших головнях. Сомнений нет, жертва неугодна богу. Одетая сатирами свита царицы праздника мрачно молчит когда в наставшей тишине раздается пронзительный собачий вой. Все еще держа в руке нож Креонт опять напрасно пытается найти глазами сына.