Сабир Мартышев - Две Тани

Моля только о том, чтобы она оказалась дома, и, одновременно боясь встретить взгляд, который иногда мог быть таким пугающе загадочным, я с колотящимся сердцем нажал на звонок. Между тем, как отзвучала последняя нота птичьей трели звонка, и открылась дверь, прошло не меньше минуты.

Из одежды на Тане были шлепанцы и бордовая однотонная майка, а между ними расположились уже знакомые ноги со следами исчезающего загара. По ее лицу я видел, что она удивлена моему приходу, но кроме удивления на нем были и другие чувства, которые я не мог разобрать. Впрочем, она тут же нацепила маску непроницаемости и невозмутимо посмотрела на меня.

- По какому поводу? - спросила она.

- Давай поговорим, - честно ответил я.

- Разве нам есть, о чем разговаривать? Мне показалось, что ты все решил за нас обоих, - уколола она меня.

- Таня, прошу, не язви. Я не знаю, как все это сказалось на тебе, но на мне так просто паршиво. Поэтому давай постараемся поговорить как взрослые люди.

Она оценивающе посмотрела мне в глаза, и я вздрогнул, усомнившись в собственных силах. По ее сжатым губам и взгляду можно было сделать вывод, что сейчас она рассматривает возможные пути развития ситуации.

- Хорошо, давай поговорим, - решила она и пропустила меня внутрь.

Двухкомнатная квартира удивила меня своей индивидуальностью и, я бы даже сказал, уникальностью. Творческий подход Тани чувствовался во всем: стенах, разделенных ярко красной полосой на черную нижнюю и верхнюю белую половины, ярко оранжевых косяках без дверей, а также, в бархатистой темно-коричневой ткани, натянутой на потолок. Казалось, что находишься не в квартире, а в детской книжке-раскраске.

Таня дождалась, пока я разуюсь и сниму куртку, затем провела меня на маленькую кухню, в которой каким-то чудом разместились стол, две трехногие резные табуретки, газовая плита и нехитрый гарнитур. Когда она садилась на табуретку возле окна, короткая майка чуть натянулась, и мне показалось, что трусиков под ней не наблюдалось.

- Завтракать будешь? - спросила она.

Я посмотрел на стол - початая бутылка Кагора, дольки грейпфрута и роза

в стакане с водой. Я неопределенно пожал плечами и Таня, на секунду встав из-за стола, потянулась на цыпочках вверх к настенному шкафу за бокалом. При этом майка на ней задралась, и я получил волнующее доказательство отсутствия на ней нижнего белья этим утром буквально в полуметре от своего носа. Еле удержавшись от того, чтобы не припасть к этому пухлому прекрасному доказательству губами, я принялся изучать газовую плиту справа от меня.

Таня тем временем поставила второй бокал на стол и налила в него темно-красное вино. Затем она выжала в него сок из двух долек грейпфрута и бросила их внутрь.

- Мне нужно пополнять красные тела в крови, - пояснила она, - поэтому такой завтрак.

- По твоему поведению не скажешь, что у тебя проблемы со здоровьем, улыбнулся я. - Кровь с молоком - это про тебя сказано.

Таня улыбнулась, на этот раз без кокетства. Едва заметные морщинки в уголках глаз говорили, что я еще многое не знаю. Мы чокнулись и выпили, после чего она уставилась на меня.

- Выкладывай, - сказала она.

- Во-первых, хочу извиниться перед тобой, - начал я. - За глупость, за поспешность, трусость.

Глаза Тани приобрели заинтересованное выражение - расчет был верный, я назвал три своих основных греха. Она слизнула остатки вина с губ и кивнула, чтобы я продолжал.

- Видишь ли, Таня, наша беда... нет, моя беда в том, что я просто не был готов к тебе. Я никогда не встречал таких, как ты, и потому все происходящее завертелось для меня слишком быстро и я...

- И ты запутался, - подхватила она. - Это мне знакомо.

- Я рад, что ты меня понимаешь.

- Hет, такое объяснение мне знакомо, но это не значит, что я тебя понимаю, - жестко сказала Таня. - У мужиков все очень просто, пока им с женщиной хорошо, они и в ус не дуют. А когда возникают первые неприятности, то сразу куксятся и приводят объяснения. Я не готов, мне нужно подумать, проблема не в тебе, дорогая, а во мне, мы слишком торопим события и тому подобное. Знаешь, я это слышала не раз.

Я представлял себе, что разговор пойдет несколько иначе. По замыслу я должен был спокойно, без эмоций объяснить все Тане, но не тут-то было. Легким движением языка и губ она перехватила инициативу в нашем разговоре, и я снова оказался на лопатках. Впрочем, в этом одновременно была ее ошибка.

Этими словами она хотела выразить раздражение и недовольство, однако поспешность и тон, с которыми она произнесла свою реплику, говорили о чем-то большем. По крайней мере, я на это надеялся. Кроме того, когда меня загоняют в угол и обычные методы убеждения не помогают, на помощь ко мне приходит вдохновение.