Руслан Бездомный: Я тебя никогда не оставлю (без части 1)

Витька просунул меж нами руку, обхватил кистью мое горло и, отодвинув меня от себя, что есть силы закатил мне свободной рукой звонкую пощечину. Я дернул головой, давясь слезами, продолжая рыдать и не чувствуя боли. Витька ударил еще раз и еще, и еще, пока я не начал приходить в себя.

- Прекрати истерику, мудак! - рявкнул Гаршин на последнем ударе.

Тут только я почувствовал, как крепко его сильные руки сжали мне горло.

- Прекрати, слышишь!

Я кивнул, пытаясь сглотнуть слезы. Витька разжал руку, и я откинулся на спинку диванчика.

- Что ты расхныкался, как баба! - словно жесткие, холодные металлические шарики выдавливая из себя слова, проговорил Витька. Объясни толком, кто - она? В кого ты стрелял? Что это вообще за бредни?

- Это она, Витя, Лада! Волчица! Она преследует меня! Она убила моего сына, столкнув его под машину.

- Фиииу! - свистнул Витька и выразительно покрутил пальцем у виска.

- Вот видишь! Ты мне не веришь ... И никто мне не поверит... Я один... - снова захныкал я, проваливаясь в пустоту бессилия и жалости к самому себе...

- Прекрати! - грозно рявкнул Витька так, что я вздрогнул. Или я позвоню в Скворцова-Степанова.

Я кивнул и опустил голову, продолжая плакать. Крупные горячие слезы падали на мои джинсы, оставляя на ткани темные пятна. Мне стало жарко. Ведь я так и не снял пуховик. Дрожащими пальцами нащупав застежку на молнии, я дернул за нее, впуская внутрь пуховика свежий воздух. Произведя эти действия, я немного успокоился, но чувство собственной никчемности не покидало меня.

Витька в мрачном сосредоточении ходил по кухне от плиты к окну. Осколки фужеров хрустели под подошвами его тапочек.

- Витя, дай, пожалуйста, воды? - проговорил я жалостно.

Витька достал из шкафчика кружку и наполнил ее холодной водой из-под крана, при этом не проронив ни слова. Я пил холодную, отдающую хлоркой воду, и все больше успокаивался. А что я хотел? Чтобы практичный, разумный Витька развесил уши и сказал: "Да, Сережа, конечно, Лада обернулась волчицей и теперь преследует тебя, для начала убив твоего сына", - Бред!

Витя присел рядом со мной и положил ладонь мне на плечо

- Сережа, ты только послушай, Сережа... Только не возражай! Послушай меня внимательно, - настойчиво проговорил Гаршин, сжимая мое плечо.- Я все могу понять. Hо я разумный человек; Я не верю в оборотней. Сережа! Я не хочу сказать, что ты свихнулся. Ты не похож на сумасшедшего, но ... только не возражай и пойми меня правильно. Я не психиатр, но, по-моему, у тебя острое расстройство психики. Пойми это, и тебе станет легче. Все эти ужасные совпадения привели к тому, что ... Короче, ты немного белен, и тебе следует подлечиться. Я повторяю. Hет никакой Лады-волчицы. Лада умерла. И все. У тебя погиб сын, Hо у тебя осталась Марина. О ней ты должен подумать. О ней... Ты понял, Сережа?

Я кивнул

- Сегодня ты заночуешь у меня. А завтра мы с тобой съездим к врачу. Все, Сережа, успокойся. Жизнь продолжается. Все будет хорошо, - Витя сочувственно посмотрел на меня. - Я принесу тебе чтонибудь успокоительное. Он поднялся и снова ушел в гостиную. Спустя минуту оттуда донесся его сдавленный крик:

- Серега!

Hехорошее предчувствие подмыло меня с новой силой, как волна подмывает берег. Я схватил со стола пустую бутылку "Абсолюта" и, стукнув дном бутылки о батарею, сделал из нее "розочку". Вооружившись таким образом, я бросился в гостиную. Витка стоял у серванта, нижний шкаф которого был распахнут. У ног Витьки лежала коробка с медикаментами. А между Витькой и мной, хвостом ко мне, сгруппировавшись для прыжка, рыча и ощетинившись, скребя когтями ткань паласа, сидела Лада-волчица.

Гаршин изумленно посмотрел на меня, сжимая в кулаке пузырек валерьянки и произнес:

- Сережа, я тебе верю!

Это были его последние слова. Я закричал: "Hет!" - И бросился к волчице с осколком бутылки в руке. Лада-волчица быстро взглянула на меня, рыча, обнажая ослепительно белые клыки, и мощно оттолкнувшись задними лапами, бросилась на грудь Витьке, смыкая тиски зубов на его горле. Я, споткнувшись о край паласа, растянулся посреди комнаты и потерял сознание. Когда я очнулся, бездыханный Витька с разодранным горлом лежал у серванта в луже собственной крови, зажав в кулаке пузырек с валерианкой. Лады не было. Она снова исчезла. Я бросился к Витьке, продолжая сжимать осколок бутылки.

- Витя, Витек! - я осторожно прикоснулся к его еще теплому лбу. Глаза Витьки были широко открыты и в них застыло изумление.

- Витя, я же тебе говорил. Если бы ты мне поверил. Все было бы по-другому ... - из рваной раны на горле Гаршина медленно, как расплавленная вулканическая лава, продолжала течь густеющая кровь.