Иоанн понятия не имел об Иисусе, но он узнал ессея по его льняным одеждам. Он увидел его среди толпы, спускающегося в воду по пояс и смиренно склоняющего голову, чтобы принять окропление водой. Когда получивший крещение поднял голову, могучий взгляд Крестителя встретился со взглядом Галилеянина. Пророк пустыни задрожал под лучом дивной кротости этого взгляда, и невольно у него вырвался вопрос: «Не ты ли Мессия?» Таинственный ессей не отвечал ничего, но, склонив голову и скрестив руки, просил у Иоанна благословения. Креститель должен был знать, что молчание было в обычае у ессейских посвященных, и он торжественно протянул над Иисусом обе руки. После этого Иисус удалился со своими спутниками.
«Не Мессия ли ты?» Этот вопрос Крестителя раздавался в душе Иисуса. С самого начала своей сознательной жизни он нашел Бога в себе, и уверенность в Царстве Небесном освещала сияющей красотой его внутренние видения. Позднее человеческое страдание пронзило его сердце. Мудрецы ессейские открыли ему тайну религии и науку мистерий, они указали ему на духовное падение человечества и на ожидание Спасителя. Но где та сила, которая могла бы вынести страдающее человечество из темной бездны?
Прямой вопрос Иоанна Крестителя проник в тишину его глубоких дум подобно синайской молнии. Не Мессия ли он? Иисус мог ответить на этот вопрос только после глубокого сосредоточения в тишине своего собственного духа. Отсюда потребность в уединении, тот сорокадневный пост, который Матвей изображает в форме символической легенды.
Искушение является в жизни Иисуса поистине великим кризисом и тем верховным прозрением в истину, через которое неминуемо проходят все пророки, все основатели религий перед началом своего великого дела.
Там, где ессеи разрабатывали кунжут и виноградники, крутая тропинка вела в пещеру, скрытую в горе. В нее входили мимо двух дорических колонн, вырезанных в скале, подобных тем, которые находились в Иоса-фатовой долине, в убежище апостолов. Там, в этом гроте, человек как бы висел над пропастью, словно в орлином гнезде. В глубине видимого оттуда ущелья находились виноградники и жилища людей; далее — Мертвое море, неподвижное и серое, и печальные горы Маовитские. Ессеи пользовались этим уединенным местом в тех случаях, когда кто-либо из братьев хотел пройти испытание одиночеством. В гроте находились свитки с изречениями пророков, укрепляющие благовонные вещества, сухие фиги и пробивающаяся из расселины скалы тонкая струя воды — единственное подкрепление аскета во время медитации. Иисус удалился туда.
Прежде всего он обозрел в духе все прошлое человечества. Он взвесил важность наступившего часа. Рим являлся его выразителем: он представлял собою то, что персидские маги называли царством Аримана, а пророки — царством сатаны, печатью зверя, апофеозом зла. Мрак поглотил человечество. Народ израильский получил от Моисея священную миссию — сохранить для мира религию Отца, чистого Духа, передавать ее другим народам и стремиться к ее торжеству. Удалось ли его царям и его священникам выполнить эту миссию?
Пророки, которые одни сознавали священную миссию своего народа, отвечали единодушно: нет! Израиль погибал медленной смертью в крепких объятиях Рима.
Следовало ли в сотый раз рискнуть поднять народ, как о том мечтали еще фарисеи, и силою восстановить временное царство Израиля? Следовало ли объявить себя сыном Давидовым и воскликнуть вместе с Исайей: «Я растопчу народы во гневе моем, я напою их моим негодованием, я опрокину их силою на землю». Иисус мог рискнуть пойти на это. Он видел, как толпы были готовы подняться по велению Иоанна Крестителя, а сила, которую он чувствовал внутри себя, была неизмеримо большей силой. Но можно ли насилие побеждать насилием? Может ли меч положить конец царству меча? Не значило ли это вызвать к жизни новые темные силы?
Не лучше ли было раскрыть для всех ту истину, которая до тех пор оставалась достоянием нескольких святилищ и небольшого числа посвященных? Не следовало ли подействовать на сердца людей в ожидании того времени, когда путем высшего знания и внутреннего откровения истина проникнет в сознание людей? Не следовало ли проповедовать Царство Небесное смиренным и простым, не следовало ли заменить царство Закона царством Благодати, преобразить человечество изнутри, возродить его душевную жизнь?
Но за кем останется победа? За сатаной или за Богом? За духом зла, который царствует вместе с сильными мира сего, или за божественным духом, господствующим в невидимых высших мирах и скрытым в сердце каждого человека подобно искре внутри камня? Но время настало! Внутренний голос не говорил ему, как пророку Исайе: «Возьми большую книгу и пиши на ней пером человеческим». Голос Вечного взывал к нему: «Восстань и говори!» Необходимо было найти живой глагол, веру, которая двигает горами; силу, которая разбивает неприступные крепости.
Читать дальше