На берегах - Меркулов Олег - На двух берегах

Он позвал:

- Сожев! Турин! Ребята!

Никто ему не ответил, и он, перезарядив автомат и потрогав последнюю гранату, пошел в их сторону, чуть забирая и в сторону немцев, время от времени окликая, пока наконец ему не ответили:

- Мы здесь! Здеся мы! Ты, Новгородцев?

Сожев, наклонившись над Туриным, торопливо сдергивал с него обмотку, собираясь перевязывать раненую голень.

- С ума сошли! - зло выдохнул Андрей. - Быстро к роте! Слышите! - Совсем недалеко, в какой-то полусотне метров, хрустнула ветка. - Фрицы! На плечи его! - Андрей выдернул из туринского автомата диск, судя по весу в диске было мало патронов, скомандовал. - Живо к роте! Я прикрою! Живо! - и перебежал па несколько шагов вперед, давая возможность Сожеву оторваться хоть ненамного.

Сожев крякнул, взваливая себе на спину Турина, Турин застонал, тяжело захрустели ветки под ногами Сожева, и тут же Андрей увидел немцев.

Их было пятеро, они шли так близко, что он различал не только их лица, но даже серебряные петлицы, а у самого первого и ленту, пристегивающуюся ко второй пуговице мундира, ленту за зиму сорок первого в России. Этому фрицу было лет двадцать, его соломенный чуб выбился из-под пилотки, и фриц, держа автомат на изготовке, дважды отводил чуб рукой, чтобы волосы не мешали ему смотреть.

Четверо остальных немцев, располагаясь парами по сторонам чубатого, шли чуть сзади него, настороженно вглядываясь и вслушиваясь, тоже держа пальцы на спусковых крючках.

«Ах ты!» - Андрей сжался за деревом: далеко за спинами этой пятерки он различал головы других немцев - их было много!

Не дыша, придерживая флажок прицела, чтобы флажок не щелкнул, он повернул его на «50», и тут пятерка по знаку чубатого сошлась теснее, но не так тесно, чтобы можно было убить или ранить их одной гранатой, даже задержав ее в руке на секунду с освобожденным взрывателем, чтобы, когда граната упадет, от нее невозможно было бы отскочить, потому что она рванет сразу.

Все так же, не дыша, Андрей прицелился чубатому под пилотку, коротко стукнул в него одним патроном, и этот чубатый еще не успел вскинуть руки, как Андрей, смигнув, дал очередь по остальным, разглядев над прицелом, что чубатый откинулся назад, как если бы пуля не просто пробила ему лоб, а еще и сильно толкнула, или как если бы кто-то дернул его сзади за воротник мундира, и что в двоих слева от чубатого он тоже попал, а вот в двоих справа промазал, потому что они бросились на землю. Тогда он нырнул за дерево, дернул из-за пояса гранату, снова зубами вытянул шплинт, отпустил предохранительную чеку, услышал, как щелкнул ударник по капсулю запала, сказал мысленно: «Сто двадцать два» (по времени это как раз равнялось полутора секундам) и швырнул, почти не высовываясь, гранату. Граната рванула, еще падая, у земли, и когда он побежал, он слышал, как какой-то из немцев стонет, и понял, что другой в него, Андрея, не стреляет.

- Давай! Давай! - поторопил он, нагоняя Сожева. - Давай, Сожев! Давай! - он перехватил руку Турина и закинул ее на плечо.

Если бы немцы сейчас догнали их, немцы бы мгновенно перестреляли их, потому что Турин, повиснув у них на плечах, вцепившись со страшной силой им в гимнастерки, не только замедлял бег, но из-за Турина и упасть быстро было невозможно. Вместе с Туриным им бы пришлось не падать, а валиться на землю, и еще до того, как они коснулись бы ее, каждый успел бы получить несколько пуль в спину.

- Давай! Давай! Быстрей! - требовал Андрей.

Турин стонал и матерился, его раненая нога задевала за кочки, вылезшие из песка корни сосен, но Сожев и Андрей, не обращая на это внимания, тащили его, как куль.

- Кажется, оторвались! - наконец сказал Сожев. - Передых! Я больше не могу. Хоть чуток… - он отодрал от гимнастерки руку Турина, и Турин, не удержавшись, повалился набок, разрывая ворот гимнастерки Андрея и сваливая его рядом с собой.

- Быстро! Быстро! - приказал им ротный, когда увидел их.

- По местам! Новгородцев, к пулемету. Беречь патроны! Только в упор! Понял? Турин, перевязаться - и к пулемету! Набивать ленты! Ясно? Сожев, за мной! Быстро, ребята, быстро! У нас считанные минуты!

Все трое, слушая эти команды, еще не понимая их до конца, не соображая, что к чему, еще только начиная радоваться, что они все-таки ушли от немцев, облегченно вздохнули.

Они были с ротой. Они были среди своих.

Здесь вода глубоко вдавалась в берег, здесь был заливчик-бухточка, отделенная косой. По косе сплошь рос тальник, у воды оставалась лишь полуметровая полоска белого песка. На этом песке по всему берегу косы лежали рыбы вверх животами, пилотки и скатки. Их выбросили волны.