Кормак Маккарти - Кони, кони…

Хочешь сказать, мы зря не веруем?

Нет… Но иногда я думаю, может, все-таки верить-то лучше, чем не верить.

Ты часом не собираешься меня бросить?

Я же сказал, что нет.

Джон Грейди кивнул.

Слушай, а на оленьи кишки не прибежит пума?

Запросто.

Ты когда-нибудь виден пуму?

Нет. А ты?

Только ту, которую убил Джулиус Рамсей, когда охотился с собаками на Грейп-Крике. Он залез на дерево и палкой спихнул ее вниз, чтобы собаки порезвились…

Думаешь, он говорит правду.

Похоже, да. Хотя иной раз он и запивает…

Этот может, кивнул Джон Грейди.

Снова завыли койоты, потом перестали и. немного помолчав, взялись выть с новой силой.

Думаешь. Бог приглядывает за людьми, спросил Ролинс.

Похоже… А как ты считаешь?

Наверное, ты прав… Есть в мире какой-никакой порядок… А то кто-то чихнет в каком-нибудь Арканзасе, и ты оглянуться не успеешь, как начнется резня. И вообще приключится черт-те что. Каждый станет вытворять, что ему взбредет в голову. Нет. Господь явно за нами присматривает, иначе все полетело бы в тартарары.

Джон Грейди кивнул.

Неужели эти сволочи сцапали его?

Ты про Блевинса?

Ну да.

Не знаю. Но ты вроде как мечтал от него избавиться?

Я не хочу, чтобы с ним приключилась беда.

Я тоже.

Думаешь, его и правда зовут Джимми Блевинс?

Кто его разберет.

Ночью их разбудили койоты. Джон Грейди и Ролинс лежали и слушали, как те собрались у оленьих останков и дрались с дикими воплями, словно кошки.

Нет, ты только послушай, что они устроили, сказал Ролинс.

Он встал, громко шуганул койотов, запустив в них палкой. Те затихли. Ролинс подбросил хвороста в костер, перевернул мясо на жердях. Когда он лег и завернулся в одеяло, койоты принялись за старое.

Ехали на запад по гористой местности. Время от времени отрезали полоски копченой оленины, отправляли в рот, начинали жевать. Вскоре их пальцы почернели и засалились, и они то и дело вытирали их о конские гривы. Передавали друг другу фляжку с водой и отпускали одобрительные замечания насчет окрестностей. На юге гремела гроза, и небо там почернело от туч, которые медленно тащились, выпуская темные полосы дождя. Заночевали в горах, на каменистом выступе над долиной. По всему южному горизонту полыхали молнии, высвечивая из черноты контуры далеких гор. Утро спустилось на равнину. В низинах стояла вода. Напоили лошадей и сами напились воды, скопившейся в выемках камней. Потом снова стали подниматься в горы, чувствуя, как постепенно их обволакивает прохлада. К вечеру, оказавшись на перевале, они наконец увидели ту самую сказочную страну, о которой рассказывал тогда мексиканец. В фиолетовой дымке виднелись роскошные пастбища. В багровом зареве под облаками к северу тянулся косяк гусей или уток, словно стая рыб в огненном море. Впереди, на равнине, пастухи-вакеро гнали в золотом ореоле пыли большое стадо коров.

Ночлег устроили на южном склоне, расстелили одеяла на земле под большим нависшим выступом скалы. Ратине достал веревку, взял Малыша, н они исчез ли, а вскоре вернулись с целым сухим деревом. Они развели огромный костер, чтобы как следует согреться. В безбрежной тьме окутавшей равнину, словно отражение их собственного костра, мерцал огонек костра вакеро, до лагеря которых было миль пять. Ночью пошел дождь, и от его капель костер сердито шипел, а лошади выходили из тьмы и стояли, моргая красными глазами. Утро выдалось серым, холодным и солнце долго не появлялось.

К полудню Джон Грейди и Ролинс спустились с горы и вскоре оказались на равнине. Ехали через такие луга, каких им в жизни не приходилось видеть. Дорога, по которой тут гоняли стада, извивалась в высокой густой траве, словно русло пересохшей реки. Вскоре впереди они увидели стадо, двигавшееся на запал и через час нагнали его.

Вакеро сразу поняли, кто они такие, по тому, как они держались в седле. Мексиканцы называли их кабальеро, угощали табаком и рассказывали о здешних местах. Пересекли несколько ручьев, потом речку побольше. Завидев приближавшееся стадо, из тополиных рощ выбегали антилопы и белохвостые олени. Стадо же продолжало двигаться на запад, пока под вечер не уперлось в ограду и не повернуло на юг. По ту сторону ограды шла дорога, на которой виднелись следы шин и свежие после недавних дождей отпечатки конских копыт. На дороге показалась девушка на коне, и все разом замолчали. На всаднице были английские сапожки для верховой езды, джодпуры и синий шелковый жокейский камзол. В руке она держала стек, конь у нее был вороной арабской породы. Она, похоже, недавно прокатилась по озеру или сьенаге, потому что конь был мокрым по брюхо, да и нижние концы крыльев седла и сапоги девушки потемнели от влаги. На голове у нее была черная фетровая шляпа с низкой тульей и широкими полями, а распущенные черные волосы струились по спине до талии. Проезжая мимо она обернулась, улыбнулась и коснулась стеком края шляпы. Вакеро тоже стали поочередно касаться руками своих шляп, и только последний из них сделал вид, что не заметил всадницы. Она же пустила коня быстрой иноходью и вскоре скрылась из вида.