Макс Брэнд - Возмутитель спокойствия

— Вот погоди, пока я освобожу ему руки, — пообещал Уотерс. — И уж тогда-то я преподам ему урок хороших манер. Он его у меня на всю жизнь запомнит. Видать, он уже слишком давно не ходил в школу. И это его сильно портит.

— Ничего, я покажу тебе, чему выучился сам, — ответил мальчишка.

Уотерс наклонился к нему, и, казалось, стоило ему лишь коснуться замка наручников миниатюрной отмычкой, как железные браслеты тут же упали на землю.

— А я даже вставать не буду, — заявил мальчишка. — Слишком много чести.

— Ничего, сейчас вскочишь, как миленький, — пообещал Уотерс, поднимая с земли длинный, крепкий прут.

Я решительно шагнул вперед и перехватил его руку.

— Даг, — сказал я, — так не годится. Он же ещё ребенок. Не станешь же ты связываться с мальчишкой.

— Отстань, — огрызнулся Уотерс. — Тебе что, тоже не терпится приобщиться? Тогда давай, хватайся за пушку, и начнем!

Мне было очень страшно. Конечно, теперь ему было необходимо выпустить пар, и он наверняка предпочел бы выместить всю злобу на мне, чем на каком-то мальчишке.

— Даг, — возразил я, — я тебя умоляю, пойди прогуляйся вон до того конца поляны и обратно. И после я сделаю все, что ты скажешь. Даже возьму в руки оружие, если придется.

— Нет, сейчас! Прямо сейчас! — настаивал Уотерс.

Он был вне себя от ярости. В него словно бес вселился, и зрелище это было не для слабонервных. Пыл мой несколько поугас. А внутри у меня все похолодело от страха.

Но, как говорится, если кролика загнать в угол, то даже он начнет кусаться. Мое же положение тогда казалось совершенно безвыходным. Думаю, что я обязательно спасовал бы и отступил, если бы обошлось без свидетелей, которым, как назло, оказался сам бесстрашный маленький Чип!

Делать было нечего, я нащупал рукоятку своего пистолета и крепко обхватил её.

— Давай, начинай, — приказал Уотерс, или, вернее сказать, тот злобный дух, которым Уотерс оказался одержим тогда.

Но тут, в самый последний момент, между нами встал Чип.

— Прекратите немедленно! — воскликнул он.

— Прочь с дороги! — прорычал Уотерс, отталкивая мальчишку, который не устоял на ногах, падая навзничь.

Вряд ли одного удара вполсилы было бы достаточно, чтобы сбить с ног такого настырного мальчишку, как Чип. И тем не менее, он упал, и удивленно глядя на него, лежащего на земле, я увидел, что его правую ногу повыше колена стягивала окровавленная повязка; Уотерс тоже увидел её и застонал, как будто пуля угодила в него.

Уотерс мгновенно опустился на колени. Чип же, изо всех сил пытавшийся снова подняться на ноги, с размаху ударил его в лицо своим маленьким кулачком, по-видимому, задумав опрокинуть обидчика.

С таким же успехом он мог бы лупить кулаками по чугунной стене.

— Ударь меня еще, Чип, — взмолился Уотерс. — Прошу тебя, ударь. Избей меня, Чип. На меня что-то нашло. Я сделал тебе больно. Я поднял на тебя руку! Господи, какая же я сволочь после этого!

Чип снова опустился на землю, оставаясь сидеть, привалившись спиной к дереву. Он поднял руку и тыльной стороной ладони вытер капельку крови, катившуюся по подбородку из разбитой губы. Не думаю, что Уотерс ударил его слишком сильно; но и этого оказалось достаточно, чтобы повредить тонкую кожицу.

— Послушайте, ребята, может, оставите меня одного хотя бы на минутку, — сказал он.

— Нет, ну что ты, Чип, запротестовал Уотерс. — Ты должен знать, что… Я ухватил Уотерса за плечо — уж я-то сразу догадался, в чем дело — и рывком развернул его к себе. По всему было видно, что он был просто-таки взбешен столь фамильярным обращением, но на этот раз сдержался. Я поспешно увлек его за собой, забираясь в самую гущу зарослей, и продолжая идти, пока небольшой костерок, у которого лежал мальчишка, совершенно не скрылся из виду.

— Какого черта тебе от меня надо? — снова напустился на меня Уотерс.

— Ты идиот, — сказал я. — Ведь Чип едва не заплакал! Ты что, не видел этого? У него же слезы стояли в глазах.

Уотерс тяжело привалился к дереву, закрыл глаза и застонал.

Конечно, мне хотелось, чтобы он немного помучился, но теперь мне его даже жалко стало.

— Он с этим справится. Все будет хорошо, — поспешил успокоить я его.

Уотерс покачал головой.

— Он никогда не простит меня, — проговорил он. — Он, наверное, понял, что ты обо всем догадался. Он простил бы мне многое другое, даже то, что я ударил его. Но я унизил его, и этому нет прощения! Никогда! Ему гордость не позволит, ведь он ирландец!