Роберт Говард - Долг стрелка

— Похоже на то, — пробормотал Рейнольдс, набивая рот жареной свининой и хлебом. — Черт побери, Джоул, неужели у тебя кроме пахты нечего выпить?

Джексон открыл шкафчик с жестяной дверцей, достал кувшин и вытащил пробку, сделанную из стержня кукурузного початка. Потом поставил на стол оловянную кружку и наполнил ее мутноватой жидкостью. По комнате поплыл запах кукурузного самогона, и Рейнольдс с видом знатока облизнул губы.

— Джоул, сукин сын! Меня боишься укрыть, а сам-то вон что прячешь!

— Это совсем другое, — проворчал Джексон с беспокойством. — Но знаешь, Джим, я сделаю для тебя все, что смогу.

Он заворожено смотрел, как его приятель хищно поглощает еду и вливает в себя спиртное.

— Не пойму я, как ты можешь преспокойно сидеть тут и есть. Неужели тебя нисколько не мутит после… Хопкинса?

— С какой стати?

Рейнольдс помрачнел, поставил кружку и взглянул на хозяина дома в упор.

— Хопкинс выбросил из дома Джона, его жену и детей. Потом засадил в тюрьму самого Джона. И как, по-твоему, надо поступать с такими вонючками?

Джексон отвел взгляд и снова посмотрел в окно. На северо-западе у горизонта то и дело вспыхивали молнии.

— Похоже, приближается, — заметил Джексон. — Теперь уж в Озере Бисли вода будет. Инженер говорит, надо три года, чтоб оно заполнилось — осадков-то мало в наших краях. Но, по-моему, и одного настоящего ливня хватит. Вода, наверное, здорово поднимется и в Мескитале, и в Саранчовом Ручье.

Он отворил дверь и вышел. Рейнольдс последовал за ним. Духота усилилась. Дымчатая пелена, еще гуще прежней, окончательно скрыла звезды. Со всех сторон высились черные горы, поросшие столь же черным лесом, и оттого вокруг казалось еще темней. И эту тьму беспрерывно прорезали далекие, но все более яркие молнии. При каждой вспышке на северо-западе у горизонта ясно очерчивалась чернильно-черная громада.

— Странно, — проговорил Джексон. — Полиция не едет. Я не слышал шума машин.

— Наверное, двинули по другим дорогам, — отозвался Рейнольдс. — И людей им сразу не собрать, сейчас ведь ночь. Небось, еще дозваниваются. Кстати, Джоул, телефон тут есть только у тебя?

— Да, остальным не по карману. Смотри-ка, эта туча идет медленно, но она черная как смоль. Наверное, в верховьях Ручья давно льет вовсю.

— Схожу-ка я к дороге, — сказал Рейнольдс. — Там фары скорее заметишь, лес не так мешает. Легавые могут заявиться сюда до рассвета. Но ты, главное, отвечай, как я сказал, тогда они не станут тут рыскать.

Последние слова заставили Джексона содрогнуться.

Рейнольдс побрел по извилистой тропе и уже скрылся за лесом, как вдруг вспомнил про посуду, из которой ел: котелок и миска остались на столе в кухне. Это могло пробудить подозрения полицейских, случись им внезапно нагрянуть на ферму. Рейнольдс повернулся и быстро зашагал обратно к дому. По пути он услышал тихое позвякивание и сначала не понял, что это такое. Потом его, как током, ударила догадка: позвякивает телефонный аппарат, который чем-то укутали, чтобы набрать номер без лишнего шума.

Пригнувшись, Рейнольдс подкрался к приоткрытой двери и через щель заглянул в дом. Возле телефона, дрожа как осиновый лист, стоял Джексон. На лбу его выступили крупные капли пота.

— Да, да! — говорил он странным сдавленным голосом. — Говорю же вам, он здесь! Сейчас пошел на дорогу — посмотреть, нет ли полиции. Приезжайте как можно скорее, Лири, сами приезжайте. Он злой как черт! Я постараюсь напоить его или уложить спать. Но все равно приезжайте скорее. И, ради бога, не говорите ему про меня, даже когда наденете на него наручники.

Рейнольдс распахнул дверь и шагнул в комнату. Лицо его словно окаменело. Джексон обернулся и хрипло вскрикнул. Гримаса ужаса исказила его черты, телефонная трубка выпала из руки и повисла на проводе.

— О господи, Рейнольдс! — завопил он. — Не надо, не надо…

Рейнольдс сделал еще шаг, и тяжелый револьвер, появившийся в его руке, с размаху обрушился на голову предателя. Джексон рухнул, как бык на бойне. Лежа на полу с закрытыми глазами, он судорожно подергивался. Кровь сочилась из раны на голове, из носа и ушей.

Несколько секунд Рейнольдс стоял над ним, безмолвно усмехаясь, потом подошел к телефону и поднял трубку. Ни звука. Слышал ли полицейский на другом конце провода вопль Джексона?

Рейнольдс повесил трубку и вышел из дома.

Злость и обида мешали ему собраться с мыслями. Джексон — единственный, кого он считал достойным доверия из всех людей, живших к югу от Лост-Ноба, — стал предателем. И не ради наживы, не ради мести, а просто из трусости. Рейнольдс зарычал от злости. Все, попался! До Лост-Ноба на машине не добраться. Ехать обратно к развилке дорог тоже не имело смысла, до появления полиции оставалось слишком мало времени. Вдруг он засмеялся, и это был недобрый смех.