— Теперь мы им покажем! — сказал Крокер. — Завтра же уложим эти десять миль. Они не могут догнать нас!
С восходом солнца они бешено взялись за работу. Человеческая машина развила чудовищную скорость. Масса свидетелей от Тихоокеанского Союза приехали из Огдена в специальных поездах. Прибыли Кеземент, Марш и их помощники. Со стороны Калифорнии в качестве зрителя приехал Лиленд Стенфорд, президент Центральной дороги. Тысячи взволнованных любопытных столпились в конце пути и лихорадочно следили, как армия Крокера собралась и двинулась на восток.
Ровно в семь часов Крокер верхом на высокой черной лошади поднял руку и резко скомандовал: «Начинайте!»
Команда моментально пронеслась по всей линии. Тотчас лязг и треск рельс потрясли утренний воздух. Шпалы были уже раньше уложены далеко вперед и теперь дело оставалось только за укладкой, клепкой рельс и некоторыми другими мелочами, которые опыт и изобретательность человека придумали для ускорения работ.
Пять длинных поездов, до отказа груженых рельсами, костылями, болтами и другими материалами стояли на главном пути и с головокружительной быстротой разгружались. Материалы сбрасывались на вагонетки, которые, не задерживаясь ни на секунду, катились вперед, быстро разгружались и так же быстро возвращались назад. На ходу каждый рельс подхватывался двумя рабочими с той и другой стороны и укладывался на шпалы. Моментально клепальщики, костыльщики начинали свою работу. Стройными рядами шли китайцы, подсыпая землю и баластируя путь, нога в ногу с другими рабочими. Работа кипела. Казалось, действовала одна цельная машина, которая ни на минуту не останавливалась и работала с поразительной точностью. Один за другим разгружались и откатывались вагоны. Кеземент с волнением и досадой, которые были написаны у него на лице, стоял с часами в-руках, вдумываясь во всю эту хитрую механику Крокера, стараясь изучить каждую деталь работы. Он подсчитал, что в минуту укладывается сто сорок четыре фута пути. Пара рельс склепывается и болтится в двенадцать секунд. Китайцы обливались потом и не останавливались ни на минуту, помогая друг другу. Да и другие рабочие не теряли напрасно времени.
Надо всей этой армией то здесь, то там раздавалось настоящее рычание Пата Кезея, который считал этот момент величайшим в своей жизни. Назначенный Крокером на ответственную работу, он думал, что весь успех теперь зависит от него. Его главная артель состояла из ирландцев ростом в шесть футов, как на подбор, годами закаленных в работе, с железными нервами и необыкновенной силой. Случалось, что они падали на линии от истощения. Только это могло заставить их бросить работу. Восемь человек из них шли впереди, помогая укладывать рельсы. Это была какая-то неутомимая машина, которая действовала подобно поршням паровоза. С блестящими глазами, полными одушевления, они шли вперед, зорко следя, чтобы каждый рельс клался в точное время, чтобы каждый костыль, каждый болт вовремя оказывался на месте. Кезей, готовый каждую минуту заменить того или другого из ослабевших в этой восьмерке, время от времени запевал свою песню, которая сделалась в некотором роде железнодорожным гимном:
Бейте, сверлите, мои ирландцы,
Сверлите, лежебоки!
Не отрывайтесь от сверла!
Работа на весь день без сахара и без чая.
Вы ведь работаете для
Калифорнийской Тихоокеанской железной дороги.
В половине второго представители Тихоокеанского Союза уже готовы были признать свое поражение. Они понимали, что им не удастся продолжать работу беспрерывно и так быстро, как обыкновенную прогулку. В то время как пять тысяч человек обедали, Кеземент, подмигивая, подзадоривал Крокера.
— Вы — хитрая лиса! — говорил он. — Со своими окаянными китайцами вы совершенно не оставили мне шансов для дальнейшей борьбы.
— Телеграфируйте Дюранту, что я жду от него десять тысяч, — улыбаясь говорил Крокер. — Мои ребята ожидают, чтобы поделить их между собой.
В половине третьего человеческая машина Крокера вновь загудела и пошла вперед так же быстро, как утром. В семь часов, когда солнце спустилось за горизонт, работа была кончена: десять миль и шестьсот ярдов были прекрасно уложены. Громовые аплодисменты и крики потрясли воздух, когда Кезей и его ирландцы бросили инструменты и остановились, чтобы расправить онемевшие члены. Вместе с этими аплодисментами неслись торжественные гудки локомотивов и неистовые крики толпы Тихоокеанского Союза, которая заполнила пространство от конца пути на расстоянии мили.
Читать дальше