Отто Гофман: Лазутчик

Был теплый летний вечер. Лучи заходящего солнца позолотили уже горизонт, когда одинокий путник, в зеленом охотничьем платье и с ружьем за плечами, пробирался на взмыленной лошади через густой, огромный лес, простиравшийся по всей северо-западной части штата Огайо. Всадник ехал шагом, с трудом прокладывая себе дорогу между гигантами-деревьями, ветви которых переплетались наверху, образуя над его головой громадные своды зелени.

Наконец, всадник достиг реки, известной под именем Миами. Остановив измученную лошадь, он соскочил на землю и стал отыскивать брод. После долгих, но напрасных поисков он ласковыми словами заставил лошадь войти в воду и поплыл к противоположному берегу. Достигнув его и сильно пришпорив лошадь, он через несколько минут скрылся в небольшом лесу, где уже царствовали глубокая ночь и тишина, только изредка прерываемая воем голодного волка да криком совы.

После получасовой езды всадник выехал на поляну и остановил лошадь перед дверью маленькой хижины. Бросив поводья на шею лошади, он поспешно спрыгнул с седла и постучался в дверь.

— Кто там? — спросил голос из хижины, по произношению которого сейчас же можно было узнать уроженца Новой Англии.

— Эдуард Штанфорт, — отвечал приехавший.

Тотчас же дверь отворилась, и приезжий увидел несколько человек, приветливо смотревших на него. Обитателями этой, одиноко стоявшей в лесу хижины были высокий, крепкий мужчина с смуглым лицом, выражавшим твердую волю; его жена, худая, бледная женщина приблизительно лет сорока; их приемный сын, высокий юноша, возбуждавший отчасти жалость, отчасти смех своим болезненным видом, льняными волосами, бесцветными глазами и лицом, покрытым веснушками; наконец, приемная дочь, прелестная девушка, с роскошными черными волосами и темными приветливыми глазами.

— Ну, Эдуард, вот уж никак не ожидали тебя видеть, — сказала старшая женщина, подавая ему руку, — кто бы мог подумать, что ты так поздно приедешь к нам.

Тот, кого встретили такими словами, был красивый, статный, сильный и цветущий здоровьем молодой человек, с умным, открытым лицом, светлыми выразительными глазами и длинными вьющимися волосами.

— Я хотел во что бы то ни стало побывать у вас, тетя, хотя вы меня и не ожидали, — отвечал он, войдя поспешно в комнату и затворив за собой дверь. Если бы мне не удалось приехать к вам, то боюсь, что вас постигла бы другая, более страшная неожиданность.

— Силы небесные! Что случилось? — вскочила тетка в сильном испуге, между тем как остальные ожидали ответа, затаив дыхание.

— Во-первых, — начал Эдуард, — знаете ли вы, что война с Великобританией уже объявлена?

— Нет, — отвечал тут дядя, приближаясь к нему, — это тяжелое известие еще не проникло в нашу глушь. Это действительно событие, Эдуард?

— Да, — отвечал тот, — наше правительство формально объявило войну англичанам 8-го июня, хотя и говорят, что старый изменник Гулль ничего еще не знал, проезжая здесь в конце того же месяца.

— Что это значит, Эдуард, что ты так непочтительно отзываешься о старом, заслуженном генерале Гулле? — вскричал дядя.

— Накажи меня Бог, если я лгу, — ответил сердито Эдуард. — Да будет проклят тот день, когда ему поручили начальство над храбрыми солдатами, которым он так постыдно изменил.

— Что ты говоришь, молодой человек? — говори яснее, нетерпеливо спросил дядя.

— Он, — отвечал Эдуард, — отдал англичанам все наши военные запасы и несколько крепостей, не позволив нам сделать ни одного выстрела в защиту их.

— Всемогущий Боже, это непостижимо! — вскричал старый Штанфорт, бессильно опускаясь на близстоящий стул; жена же его громко вскрикнула от испуга и залилась слезами. Эдуард посадил тетку на стул, дал ей успокоиться и продолжал:

— Это несчастье заставляет нас искать спасения в бегстве. Индейцы, собравшиеся под предводительством Текумзе, разорили почти не защищавшиеся северные штаты, двинулись на юг и вскоре вторгнутся сюда, и я боюсь, что они уже близко.

— О, Эдуард, — вскричала молодая девушка, которая до сих пор молчала, но была очень внимательной слушательницей, — что же будет с нами?

— Не знаю, — отвечал Эдуард озабоченно; но, заметив страх своей кузины, он горячо пожал ей руку и, придав голосу спокойный тон, сказал: — Успокойся, Мабель! Пока мои руки в состоянии двигаться, ни одна вражья рука не коснется тебя.

— Дядя, — обратился он к названому отцу девушки, — нам нельзя терять времени, если хотим спастись; надо уезжать скорее; если возможно, сию же минуту.