Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

— Вы ни с кем не поссорились, я полагаю? — спросил Кезей.

— Нет, Пат, никакой ссоры ни с кем. Просто я ухожу. Я решил это окончательно.

— В таком случае возьмите меня с собой. Что вы будете делать без меня?

— Я надеялся, что вы пойдете со мной. Но не решался просить вас об этом. Посмотрим, что скажет Марш.

Они направились в офис, и здесь Дэви сказал Маршу о своем решении. Марш видел, что решение Дэви непоколебимо, и отказался от попытки уговорить его остаться. Что касается Кезея, то Марш сперва не соглашался отпустить его. Но Кезей вспыхнул и заявил, что так или иначе уйдет отсюда. Тогда Марш уступил.

— Вы, конечно, попрощаетесь утром с Мариам? — спросил Марш Брендона.

— Нет, я не хотел бы этого. Так будет лучше. Вы понимаете меня. Если она спросит обо мне, скажите ей, что я ушел, чтобы научиться, как держать свое слово.

В его голосе звучало глубокое огорчение. Марш нахмурился. «Почему, — думал он, — эта молодежь так несговорчива, нетерпима и так чувствительна? Решение совершенно безрассудное. Им нет никакой необходимости разлучаться. Дочь бледна и похожа на выходца с того света, но не хочет, чтобы даже имя Дэви упоминалось при ней, а он… страдает, мучается и все-таки хочет исчезнуть из вида Мариам. Странно, — говорил он себе, — а ведь они любят друг друга. Это так же ясно, как то, что солнце светит. Но что я могу сделать?!»

Он решил, что самое лучшее — не вмешиваться и предоставить времени залечить сердечные раны: время лучший врач.

Он сел и написал письмо своему знакомому Чарльзу Крокеру, главному строителю Центральной дороги.

— Это письмо поможет вам и Кезею, — сказал он. — Пройдет немного времени, и дороги встретятся; работа подвигается быстро. На будущий год строительство завершится. Мы будем ждать вас к себе, Дэви!

На следующее утро Дэви и Кезей взяли себе место в дилижансе, который отправлялся к Соляному озеру. Шульц и О’Бриен пожелали им счастливого пути и очень тепло простились с ними. Оба хотели было тоже ехать, но Брендон отсоветовал, говоря, что это было бы слишком тяжело для Марша. Путники послали своим друзьям последнее прости и скрылись в облаках пыли.

Возвращаясь, Шульц и Динни встретили мисс Марш. Она бежала, чтобы застать отходящий дилижанс; они сразу поняли это. Но было уже поздно. По глазам девушки Динни увидел, как она огорчена. Мэри боролась с собой, чтобы не обнаружить своего горя. Почти задыхаясь от бега, она спросила:

— Динни, скажите мне: мистер Брендон уехал в этом дилижансе?

— Да, мисс!

— Он ничего не просил передать мне? Не оставил записки?

— Нет, мисс. Он вообще был неразговорчив.

Он видел, что девушка готова была упасть, но овладела собой. Ей хотелось бежать за Дэви и крикнуть вслед ему о своих страданиях… Резкий свисток подходящего поезда привел ее в себя и отвлек от мучительных мыслей. Она повернула назад к станции под влиянием какой-то смутной мысли. Вдруг она остановилась и вперила взгляд в одиноко стоящую на платформе фигуру, от которой зеваки как-то подозрительно отшатывались. Одинокий человек сделал несколько шагов вперед. Мэри остановилась и задрожала. Это был Джесон. Он с трудом вошел в один из вагонов поезда.

Динни, следовавший за Мэри вместе с Шульцем, зашел вперед, чтобы поддержать Мэри.

— Не беспокойтесь, Динни, благодарю вас. Вы меня не ждите. Я… я хочу немного пройтись.

Динни и Шульц двинулись вперед. Оглянувшись, они увидели, что она повернула на запад. Они посмотрели друг на друга. Не видя ее лица, они знали, что взгляд ее устремлен на вьющиеся облака пыли, скрывшие дилижанс. Она стояла без движения, и эти простые люди поняли ее глубокое горе…

Дэви и Кезей добрались до Калифорнии. Забравшись однажды на вершину Сиерры, они рассматривали окрестности, стараясь обнаружить, где проходит строящаяся линия железной дороги. Они увидели, что она тянется в долину, разделяющую хребет от Саммит до Сиско. Здесь они справились о Крокере и узнали, что он где-то поблизости от Аппер Тракки. На следующий день они разыскали его. Это был высокий и полный чернобородый мужчина с громовым голосом. Он лично наблюдал за работами двух тысяч китайцев, обходя ежедневно насыпи.

— У меня есть письмо от Томаса Марша, — сказал Брендон.

Крокер протянул руку и взял письмо, которое протягивал ему Дэви. Дэви всматривался в Крокера с большим любопытством, потому что Марш часто говорил об этом человеке-паровозе, который протаскивал трансконтинентальную железную дорогу через невероятные препятствия. Бывший мелочный торговец, он превратился в великолепного организатора, одного из самых замечательных строителей, которого когда-либо видела страна. Самые трудные вопросы, перед которыми вставали в тупик, которых даже пугались обыкновенные инженеры, разрешались Крокером поразительно быстро и просто. Когда он увидал, что труд белых в этих местах невозможен и что они сами не могут ручаться за себя даже при оплате по четыре доллара в день и все время дезертируют на серебряные или золотые рудники, он выписал китайцев. Узкоглазые кули толпами потекли к железной дороге из Сан-Франциско, Сакраменто и с Юга в своих соломенных шляпах, в синих блузах и широких панталонах. Они принесли с собой все свое имущество, которое состояло из небольшого узелка за спиной, обернутого в клеенку. К климату и переменам погоды эти китайские спартанцы были равнодушны, их не смущала никакая тяжелая работа. Их называли в насмешку «любимцы Крокера», но в этой насмешке была сущая правда. Ни жара, ни морозы, ни дожди, ни бури — ничто на них не действовало: день за днем они мирно и упорно трудились, все дальше и дальше продвигая линию железной дороги. Под наблюдением Крокера с одним только порохом и ручными инструментами они взрывали горы и пробивали скалы. Соперничая с лошадьми и мулами, они втаскивали паровозы на вершины гор и спускали их в равнины Невады, чтобы продвижение дороги не задерживалось незаконченным туннелем. По ночам они сбивались в кучу, строили себе навесы, заваливали их снегом и здесь спали.