Элмор Леонард: Мальчик, который улыбался

— Ну, да, есть чего бояться.

Там также стоял Дольф Беттцингер, со своими братьями, Кирком и Слимом. Они были наемными стрелками и обычно держались рядом с Маккеем. Они, в отличие от Эллисона, не засмеялись.

Кроме того, там еще в общей сложности было восемь или десять человек. Некоторых я знал — ковбои, работавшие на Маккея. Они молча стояли, некоторых держали в руках дробовики или револьверы. У них у всех не было и ни тени сомнения, как надо поступать с конокрадами.

— Тудишишн сказал, что Микки не крал твою лошадь. Эти люди, говорят, что он был дома всю ночь и большую часть утра — до того как Тудишишн приехал, и Микки пришёл с ним поболтать, — я показал на группу апачей, стоявшую рядом и они согласно закивали.

— Мистер, — сказал Маккей, — я нашёл свою лошадь у лачуги этого человека. Если вы сумеете оспорить этот факт, то я поцелую в задницу каждого апача в округе.

— Вашу лошадь мог оставить там кто-то другой.

— В любом случае, он к этому причастен, — сухо заметил Маккей.

— Что он говорит? — Я глянул на Микки Золнера и быстро спросил его: — Микки, откуда ты взял лошадь?

— Я ее купил у парня, — голос Микки дрожал, он держался за луку седла, как будто боясь свалиться. — Он откуда-то приехал, и продал мне лошадь, вот и всё.

— Кто это был?

Микки Золнер не ответил. Я спросил его еще раз, но он отказался отвечать. Маккей открыл рот, но в этот момент подошел Тудишишн, беседовавший с апачами.

— Они говорят, что это был Тони Чодди. Его видели в лагере ранним утром.

Я спросил Микки, был ли это Тони Чодди и он в итоге подтвердил, что да. Я почувствовал себя лучше. Маккей не мог просто так вздёрнуть человека только за то, что тот купил чужую лошадь.

— Вы удовлетворены этим, мистер Маккей? Он не знал, что эта лошадь ваша. Он просто её купил.

Маккей сощурился и уставился на меня. Он глядел так, как будто пытался понять, что я за человек. Наконец он фыркнул:

— Вы что, думаете, я им поверю?

Неожиданно до меня дошло, что Маккей все свое терпение уже израсходовал — и намерен продолжить то, зачем сюда явился. Он уже всё для себя решил заранее.

— Так, Маккей, подождите, речь идёт о жизни невиновного человека. Вы же не можете ей распоряжаться, словно это ваш бычок.

Черты его круглого лица начали твердеть. Он был грузный человек, постепенно начинавший обрастать жирком:

— Вы что, думаете, что будете мне диктовать, что я могу делать, а что не могу? У меня украли лошадь, а что по этому поводу заявляет какой-то там правительственный чинуша, меня не волнует.

— Я ничего не заявляю. Вы прекрасно знаете, что Микки не крал вашу лошадь. Вы и сами знаете, что допускаете ошибку.

Маккей пожал плечами и обернулся к своему надсмотрщику:

— Ну, даже если и так, то не очень большую — по крайней мере, мы точно будем знать, что больше лошадей скупать он не станет. — Он кивнул Боуи Эллисону.

Боуи осклабился, поднял кнут и резко опустил его на круп кобылы.

— Уиииииииии…

Лошадь рванула с места. Эллисон что-то прокричал вслед, затем отпрыгнул, когда тело Микки Золнера качнулось в его сторону.

Через две недели после этого Микки Сегундо пришёл ко мне с ушами Тони Чодди. Теперь вы понимаете, почему я его тогда спросил, собирается ли он разбираться с Маккеем. Странное дело — теперь я говорил совсем с другим парнем, не с тем мальчонкой, стоявшим под тополем.

Когда лошадь рванулась и тело обвисло, Микки бросился к отцу, вопя и плача, обняв его и пытаясь изо всех сил поддержать.

Боуи Эллисон силой оторвал его от отца и они держали пацана на расстоянии под дулами пистолетов, заставив смотреть, как его отец умирает. Когда все закончилось, Микки уставился в землю и ушёл, не поднимая головы. А теперь, когда он пришёл с ушами Чодди, он снова был собой — постоянная улыбка.

Кстати сказать, я написал об этом случае в Бюро по делам индейцев, поскольку юридически Микки Золнер был под моей опекой. Но никакого развития дело не получило. Более того, на моё письмо даже ответа не было.

За прошедшие годы Микки Сегундо здорово изменился. Он стал апачем. И внешне и внутренне он стал другим — за исключением улыбки. Он улыбался всегда — как будто владел потрясающим секретом, как сделать всех счастливыми.

Он отрастил волосы до плеч, как правило, из одежды на нем была только выцветшая хлопчатобумажная рубашка и набедренная повязка. Он носил традиционные апачские мокасины — с загнутыми носками и высокими голенищами, доходящими до бедёр. Он отзывался на апачское имя Пеза-а, но я всегда называл его Микки — и он никогда не отказывался говорить со мной по-английски. Если не обращать внимания на грамматику, то его язык был очень хорошим.