Луис Ламур: Человек из Скибберина

— Нет.

То было первым его словом. Раненый закрыл глаза.

Мэйо заколебался. Бедняге необходим покой, но неизвестность может погубить их обоих.

— Что произошло? — спросил Крис.

Незнакомец покачал головой. Крис присел на корточки.

— Сколько их было? — настаивал юноша. — Ты мне лучше скажи. А то ведь они могут и вернуться.

Раненый открыл глаза.

— Поезд! — прошептал он хрипло. — Шерман!

— Сколько их? Кто они?

— Их мно… много. Девять, десять… нет, больше. — Раненый попытался приподняться, опираясь на локти. — Сообщить… необходимо сообщить! Помоги мне!

— Ты приляг, приляг. Спокойно, браток, спокойно. Тебе нужен отдых. Время еще есть…

— Нет! Нет времени! Поезд!

— Речь идет об ограблении?

— Шерман… это Шерман. — Голос раненого прервался, бедняга потерял сознание и бессильно откинулся на постель.

Шерман? Крис ровным счетом ничего не знал о грабителях Запада. Кто бы ни был этот Шерман, телеграфиста он перепугал до смерти. Мэйо прошелся из угла в угол, затем выглянул в окно и в который раз окинул взором травяную равнину. Они вернутся, причем целой бандой, и попытаются остановить поезд… но когда? Когда приходит поезд и на черта этот поезд им сдался?

— Криспин Мэйо, — проговорил ирландец вслух, — твое ли это дело? Уноси-ка отсюда ноги, покуда жив, схоронись вон там, за деревьями. Ты тут ни при чем. Ты приехал из графства Корк прокладывать железнодорожные пути, и лучше бы тебе заняться именно этим, и ничем другим.

Однако не скотина же он бессердечная, чтобы бросить раненого на произвол судьбы. Крис подошел к телеграфному ключу и постучал, но на этот раз ответной трели не раздалось. Аппарат молчал. Юноша попытался снова… безуспешно.

Крис извлек на свет револьвер и осмотрел его, стараясь понять, как эта штука заряжается. Очень скоро смышленый ирландец разобрался, что к чему.

Он ходил от двери до двери, время от времени выглядывая наружу, но все было спокойно. Жара и тишина. Крис стянул с себя черную куртку. Поизносилась, однако, порядком. Он причесался перед осколком зеркала. Мокрые и приглаженные, волосы его казались почти черными, но на самом-то деле отливали в рыжину: увидеть это можно было только в солнечных лучах.

На нем была рубашка в белую и красную полоску с резинками на рукавах. На руках вздулись мускулы: на прокладывании путей такие мускулы пришлись бы к месту. Ирландец отер пыль с грубых сапогов и попытался отряхнуть штаны. Затем он снова выглянул за дверь и посмотрел в окно.

Жара и тишина. Крис с сожалением воззрился на тополиную рощу, подумывая о тенистой прохладе, но выходить из дома побоялся.

Он перевел взгляд на револьвер у пояса и, слегка рисуясь, прошелся вразвалочку взад и вперед. Ах, видели бы его в эту минуту! Ах, видела бы его Мейри!

Ирландец снова вернулся в дом и поискал какого-нибудь чтива. Подвернулись газета месячной давности и книга Оливера Оптика, причем даже новая. Называлась она «Храбрый старина Солт».

Ирландец развернул газету. Так: реклама патентованных средств; в Дакоте свирепствуют индейцы сиу; тип по имени Скандалист Джо Лоу кого-то ухлопал; одни говорят, уже второго, другие утверждают, что третьего. Пропала девушка и двое детей… Крис снова тыкнул пальцем в заглохший телеграфный ключ, но тщетно.

Мэйо вышел за дверь и направился к платформе. Один-одинешенек, затерянный в этой безбрежной, глухой тишине, он стоял на дощатом настиле, всматриваясь в даль, туда, где сходились рельсы. Затем перевел взгляд на провода. Кабель протянулся в обе стороны, насколько хватает глаз: на вид целехонький, но Крис-то знал: провода перерезаны. И тут его осенило: чтобы остановить поезд, достаточно разобрать рельсы на некотором расстоянии от станции.

Краем глаза ирландец заметил какое-то движение и резко обернулся. Вдалеке на равнине возникла черная точка. Затем вторая… нет, целых четыре… пять…

Они подходили дюжинами, эти огромные гривастые твари. Ничего подобного Крис в жизни своей не видел: неуклюжие, извалявшиеся в грязи черные зверюги вроде коров шли и шли, порою задевая за угол хибарки. Пока тянулся день, число их все прибывало и прибывало; с наступлением ночи все стадо расположилось на ночлег тут же, не обращая ни малейшего внимания ни на хижину, ни на ее обитателей.

В ту ночь Криспину Мэйо так и не довелось уснуть: гигантские твари стонали и мычали, сшибались рогами и вообще вели себя неспокойно. То и дело какая-нибудь зверюга поднималась на ноги, «потягивалась и принималась чесаться об угол дома, причем так яростно, что хижина ходила ходуном.