Луис Ламур - Приносящие рассвет

— Какое красиво небо, — отозвался я. — Человек, который назвал эти горы Сангрэ-де-Кристос [18], должно быть, такими их и видел. Алое небо и вершины гор… Напоминает кровь.

— Он напился, — продолжал Кэп.

Я перестал покачиваться в кресле, встал, открыл дверь, отделяющую кабинет шерифа от камер и подойдя к решетчатой двери, посмотрел на лежащего Феттерсона. Я не видел его лица, различал лишь большой черный силуэт на фоне стены и ботинки. И еще светился огонек от сигареты.

— Когда тебе принести поесть?

Он опустил ноги на пол.

— Все равно. Когда хочешь.

— Ладно. — Я повернулся, затем, как бы между прочим, спросил: — Ты знаешь Уилсона?

Он вынул изо рта сигарету.

— Не припоминаю. А что, должен знать?

— Должен… Он слишком много пьет, по-настоящему пристрастился к бутылке. Есть люди, которым не следует давать деньги.

Когда я закрыл за собой дверь, Кэп зажег лампу.

— Человек, которому есть что скрывать, имеет повод для беспокойства.

Феттерсон никак не мог знать, что разболтает Уилсон, а воображение способно на самые фантастические варианты. Как там говорится в Библии? «Виновный бежит от своей тени»?

Самое тяжелое — ждать. В камере Феттерсону не оставалось ничего, кроме как думать с утра до вечера, а значит, скоро он начнет беспокоиться. А Джонатан Приттс не выразил желания повидаться с ним. Неужели Приттс хочет обрезать все ведущие к себе ниточки и оставить Феттерсона на произвол судьбы? Если это могло прийти в голову мне, то Феттерсону тем более.

Кэп остался в конторе, а я пошел в кафе перекусить. Неожиданно в дверном проеме возник Том Санди. Он был небрит и выглядел так, словно давно не отрывался от бутылки. Войдя, Том зажмурился от яркого света, пару раз моргнул, и увидев меня шагнул вперед. По-моему, его немного пошатывало… Или, может быть, я ошибся?

— Значит, ты взял Феттерсона? — ухмыльнулся он с легким презрением. — Ну и что собираешься делать с ним?

— Осудить за соучастие в убийстве, — ответил я. — Мы знаем, что он заплатил убийцам.

— Метишь в родственников, — утвердительно произнес Том с насмешкой в голосе. — А мнением братца поинтересовался?

— Его мнение значения не имеет. Но вообще-то он предложил мне действовать на свое усмотрение, ни о чем не беспокоясь.

— Это на него похоже, двуличный сукин сын.

— Том, — спокойно произнес я, — это определение относится и ко мне, мы, между прочим, братья.

Он долго смотрел на меня, и на какую-то секунду я решил, что он разозлится, и молил Бога, чтобы этого не произошло. Мне не хотелось драки с Томом.

— Извини, — сказал он. — Я забылся. Черт возьми, к чему нам ссориться? Мы столько пережили вместе.

— И я так думаю, вот что, Том, хочешь верь, хочешь нет, но Оррин тоже тебя любит.

— Любит? — с открытой издевкой произнес Том. — Конечно, любит. Да так, что хочет выпихнуть отсюда. Когда я впервые его встретил, он едва мог писать и читать… Сколькому я его научил! Он ведь знал, что я собираюсь выдвигать свою кандидатуру на выборах, и тем не менее обскакал меня, а ты ему помогал.

— Места хватило бы и для тебя и для него. И сейчас тоже есть.

— Как же есть! Что бы я ни пытался сделать, он всегда вставал у меня на пути. На следующих выборах Джонатан Приттс его не поддержит, это я тебе точно говорю.

— Его поддержка не много значит.

Том презрительно засмеялся.

— Слушай, малыш, поделюсь с тобой кое-чем. Без Приттса не видать Оррину победы на выборах, а Джонатан им сыт по горло.

— Похоже, ты хорошо осведомлен о планах Приттса.

Он усмехнулся.

— Знаю, что Оррин надоел и ему и Лауре тоже. Они больше не хотят иметь с ним дела. Подожди, сам увидишь.

— Том, совсем недавно мы вчетвером были очень близки друг другу. Оррин к тебе хорошо относился. Да, вы оба метили на одно и то же место, но Оррин обязательно помог бы тебе, как когда-то сделал ты.

Некоторое время Том ел молча, затем произнес:

— Против тебя, Тай, я ничего не имею, ничего.

После этого мы довольно долго молчали. Наверное, пытались отыскать друг в друге хорошее, поскольку нас многое связывало. Мы вместе столько прошли, пережили беды, видели кровь на своем пути, а эта связь крепче других. Однако когда Том встал, мы оба почувствовали необъяснимую грусть, как будто что-то потеряли.

Том вышел и немного постоял на улице, а я не представлял, что делать дальше. Он был хорошим парнем, однако никто не может затаить обиду и крепко выпивать, оставаясь при этом нормальным человеком.

Той ночью я арестовал Уилсона, но не отправил его в тюрьму, где с ним мог поговорить Феттерсон, а отвел в домик на краю города, где мы останавливались с Кэпом и Оррином, когда в первый раз приехали в Мору.