Луис Ламур - Приносящие рассвет

— Отчим.

— Да… Но моя мать умерла, а он держит меня тут и заставляет работать. Так и состарюсь здесь. Я хочу уехать в 'Санта-Фе, но он меня не пускает.

— Ты уедешь. Обещаю.

Итак, бандиты исчезли, мы их не видели, но Тина сказала, что один из них — Пайсано. Он знала еще одного — приземистого, крепкого и очень нахального парня по имени Джим Дуайер. Я видел его у Пони-Рок. Однако Феттерсон находился все еще тут, а он-то мне был нужен больше всех.

Мы немного поспали, незадолго до рассвета поднялись и стряхнули с одежды солому. Я чувствовал себя грязным и неряшливым, мне страшно хотелось помыться и побриться, но мы проверили оружие и зашагали к отелю. На кухне светилось окно, и мы вошли через заднюю дверь.

В комнате стоял бармен в нижнем белье и в носках. На полу лежал грязный матрас и скомканные одеяла. Вокруг были разбросаны ботинки, сапоги и грязные носки, на стенах висела одежда, на гвозде болтался револьвер в кобуре. Я вынул его, крутанул барабан и вынул патроны. Бармен мрачно наблюдал за мной.

— Что это значит?

Развернув бармена, мы вытолкнули его в темный холл. Фонарь в руках Кэпа бросал блеклый, рассеянный свет.

— В какой он комнате?

Метис лишь посмотрел на меня, а Кэп, подмигнув, поинтересовался:

— Ну что, кончим его сейчас или выведем во двор? Там труп найдут позже.

Бармен переступил с ноги на ногу.

— Послушайте, не надо! — заартачился он. — Я ничего не сделал.

— Зачем он нам нужен? Только мешается, — задумчиво сказал я. — Так что давай лучше выведем.

Кэп выглядел достаточно сурово, чтобы выполнить обещанное, а глядя на меня люди всегда думают, что я убиваю чаще, чем улыбаюсь.

— Погодите, погодите минуту… Этот человек для меня ничего не значит. Он в шестой комнате наверху.

Не отводя от него взгляда, я распорядился:

— Кэп, держи его. — А затем пригрозил бармену. — Смотри, если наврал.

Я на цыпочках поднялся по лестнице, осторожно ступая на каждую ступеньку, а наверху, загородив фонарь полой куртки, прошел по коридору и распахнул дверь шестого номера.

Увидев свет фонаря, находившийся там человек открыл глаза и потянулся к лежащему на столике револьверу, но я предупредил:

— Давай, Феттерсон, хватай оружие, чтоб я смог убить тебя без зазрения совести.

Его рука зависла над оружием и медленно отодвинулась.

Феттерсон сел на кровати — крупный, ширококостный мужчина с гривой спутанных светлых волос и узким, как лезвие ножа, лицом. Глаза его, надо сказать, не светились радостью.

— Сэкетт? Мне следовало догадаться, что это будешь ты. — Осторожно, чтобы я не сомневался в его намерениях, он взял кисет и начал сворачивать самокрутку. — Чего. тебе нужно?

— Я предъявляю тебе обвинение в убийстве, Фетт. Если у тебя хороший адвокат, попробуй отвертеться, но если сделаешь хоть одно неверное движение, то от пули точно не уйдешь.

Он чиркнул спичкой и прикурил.

— Ладно… Я не Рид Карни. Будь у меня хоть один шанс, я бы выстрелил, но если револьвер застрянет в кобуре, мне крышка.

— Не обольщайся, не успеешь и руку протянуть.

— Ты приехал меня арестовать?

— Да. Одевайся.

Феттерсон не спеша оделся, а я его не торопил, считая, что так спокойнее: он, не сопротивляясь, поедет в Мору, в тюрьму. Он знал, что Приттс не оставит его, а с такой поддержкой дело едва ли дойдет до суда. У меня почти не было улик — только то, что расскажет Тина, и то, что я видел сам. Но этого слишком мало.

Одевшись, он прошел вперед, и мы спустились в холл, где Кэп держал на прицеле бармена. Забрав коня Феттерсона, мы отправились в Мору. С убийцами Торреса дело не закончено, что ж, им придется обождать, но я от своего не отступлю.

Обратная дорога заняла немного времени, хотелось доехать побыстрее, так как не исключено, что бармен сообщит о случившемся людям Приттса. Поэтому к полудню следующего дня Феттерсон уже сидел за решеткой. Город бурлил.

Когда я вошел, Феттерсон стоял, держась за стальные прутья решетки.

— Я здесь долго не задержусь, — сказал он. — Я ни в чем не виноват.

— Ты заплатил убийцам, а недавно выдал Пайсано аванс.

У Феттерсона задергалось веко. Я заметил этот тик еще в Абилине, когда он попал в безвыходное положение и понял, что живым не выберется.

— Не волнуйся, — успокоил я его, — пока дело дойдет до суда, у меня будет достаточно улик, чтобы тебя повесить.

Он презрительно рассмеялся, однако в его голосе чувствовалось натянутость.

— Ты до этого дня не доживешь! — воскликнул он. — Меня просто подставили.