Макс Брэнд: Мчащиеся мустанги

Поднялась суматоха. Его куда-то понесли. Откуда-то взялась адская боль, словно тело поджаривали на огне. Том почувствовал, как течет кровь, течет широким потоком, унося с собой остатки жизненных сил.

— Сюда… осторожно! Бедняга! Полегче через эту дверь… Ровнее, ровнее, ему же больно от малейшего движения! Подумать только — один против всех! Один…

Вот с таким благоговением и нежностью говорили о нем.

Одна часть души с радостным удивлением впитывала эти приятные ему слова. Другая же плавала в мире, где даже просто дышать было невыносимой пыткой.

— Как ты себя чувствуешь? Узнаешь меня? Можешь говорить?

Это был ее голос.

Тома положили.

— Это вы, Алисия, — прошептал он. — Я вас не вижу. Может быть, потом… Хочу увидеть, прежде чем умру.

Она начала было говорить, но голос ей отказал. Снова заревел бык, но теперь потише.

— Алисия, ты жалкая истеричка! Отойди-ка! Займемся делом!

И Томом занялись. Содрали всю одежду, промыли раны. Каждое прикосновение причиняло такую боль, будто в него все глубже вонзали раскаленный кинжал. Глостер удивился, что его плоть не превращается в пепел, и слабо улыбнулся.

В рот влили обжигающего бренди.

В глазах прояснилось. Показалось, даже пропала боль.

— Гляди-ка, — удивленно произнес Том, — до чего же хорошо! Вы все так добры ко мне.

Он увидел лицо владельца бычьего голоса и понял, что перед ним большой Дэвид Пэрри и это именно его появление заставило броситься врассыпную напавших на него мерзавцев. Потом разглядел остальных — юного Дэвида, с осунувшимся посеревшим лицом… Алисию… Рамона, который прислонился к стене с накинутым на голову пончо и не переставая шептал молитвы своему святому Христофору.

Глостер почувствовал, будто его заковали в броню — так туго спеленали широкими бинтами. Бренди проникало все глубже, по телу разливалось блаженство, с каким приятно и жить и умирать.

Вдруг увидел приблизившуюся к нему Беатрис Пэрри.

— Бедняга! — проговорила она. — О Дэвид, видя его страдания, я готова простить ему все зло, которое он пытался причинить!

— Это он-то пытался причинить зло? — грозно крикнул муж. — Мы еще об этом поговорим, дорогая! А может, лучше прямо сейчас? Оказывается, все слухи оправдались — вот он, мой старший. Вернулся ко мне. Что ты на это скажешь, Беатрис?

— Твой старший?

Пэрри молчал.

— Вижу, ты все еще веришь старой сказке, — усмехнулась она. — Тогда давай внесем ясность, не откладывая. Слава Богу, мне удалось наконец отыскать настоящую мать. Она здесь, в этом доме. Сейчас ты ее увидишь! Эта женщина клянется, что она его родила. Она же была и кормилицей и нянькой!

Беатрис позвала прислугу.

Окружающие чуть отступили от кушетки с Томом Глостером, словно понимая, что для него это тоже представляет огромный интерес. Большой Дэвид, расставив ноги и пуще прежнего набычившись, встал у камина; юный Дэвид, напрягшись и вскинув голову, встал в ногах у Тома. Только Алисия, не обращая ни на кого внимания, осталась сидеть рядом. Рамон, опираясь от слабости о стену, продолжал молиться.

Вскоре в комнату вошла женщина средних лет, в синем платье, с накинутой на плечи шалью. При первом же взгляде на нее у Тома защемило сердце, потому что перед ним было такое же, как у младшего Дэвида, смуглое, с грубыми чертами лицо. Женщина, как видно, не привыкшая приветливо улыбаться, встала в дверях, настороженно оглядывая присутствующих.

Старший Дэвид, тяжело ступая, медленно подошел к ней:

— Ты кто?

— Хуанита Альварес.

— Зачем ты здесь?

— Пришла увидеть своего мальчика.

— Где он?

— Вот он!

— Какие у тебя доказательства?

Тут женщина наконец улыбнулась. Мгновенной, суровой, язвительной улыбкой.

— Зачем мне доказательства? Он в хорошем доме. Здесь ему куда лучше, чем у меня.

— Тогда зачем ты заявляешь на него права?

— Потому что сеньора сказала, что я должна говорить правду. Вот я и говорю.

— Припоминаю твое лицо, — сказал Дэвид Пэрри. — Ты нянчила мальчика. Правильно?

— Правильно, сеньор.

— Больше ни слова! Стой на месте! Дэвид, встань рядом!

Мальчик медленно подошел к женщине. Встал рядом, глядя на Дэвида-старшего. Великан, тяжко вздохнув, отвернулся — так велико было сходство! Не оборачиваясь, произнес:

— И все же я хотел бы, чтобы в тебе была моя кровь! Чья бы она ни была, в тебе кровь настоящего мужчины!

Тут вмешалась Алисия:

— Ты помнишь, что сказал тебе человек, которого сегодня убили в этой комнате? Женщина в синем платье, Дэвид! Вот она!