Макс Брэнд - Одиночка — Джек

Медленно текли темные воды Ист-Ривер, и «Нэнси Лу», покачиваясь, приподнималась и опускалась на волне. Ночь была тихая, лунная, и двое мужчин на палубе дремали под легкий плеск воды. На реке стояла такая тишь, какой не бывает в городе. Гул Манхэттена никогда не стихает, и где-то за спиной бормочет Бруклин, но все эти звуки были сейчас далеко. Ближе и тревожней — буксиры, пыхтящие на пути к острову Блэкуэлл; а вот пассажирское судно из Бостона, видение из света и теней, проходит мимо, и глубоко внутри его урчат машины. Но в целом река спокойна, только издали доносится слабый городской шум.

У тех двоих, что расположились на широком полуюте яхточки, была бутылка охлажденного вина и сигары, чтобы продлить тепло вечера, прежде чем придет ночная прохлада. Они лишь изредка шевелились, перебрасываясь обрывками фраз. Но собака, прикованная короткой цепью к крышке люка, ни минуты не сидела на месте. Иногда, насколько позволяла цепь, она бросалась к борту яхты или принималась царапать когтями палубу. Снова и снова пес поднимал массивную голову, ощетинивая густую шерсть на загривке и торчком ставя короткие острые уши — как на голове волка, — и из его глотки вырывался низкий, дикий вой, разносившийся над рекой.

— Уйми его! — попросил Дэвид Эпперли, младший из двоих братьев. — Уйми же его наконец, Эндрю. У меня кровь стынет, когда я его слышу.

— Да пусть Команч поет. — Второй брат хмыкнул. — Бедный чертяка не развлекался с тех самых пор, как я его поймал.

— А как он развлекался?

— Он сожрал семь собак из моих двенадцати; ясно, это для него развлечение.

— Семь из двенадцати! Ты что, натравил на него шелудивых дворняжек?

— Я тебе скажу, что это были за псы. Здоровенные дьяволы! Старые, матерые волкодавы. Быстрые, как борзые, а хватка, как у мастиффов. Вдвоем-втроем они брали любого волка. А вот Команча взять не смогли. Это была свалка, доложу я тебе! Я до смерти был рад, когда мы заарканили его! Бог ты мой, Дэйв, он разодрал два ремня, будто у него не зубы, а стальные клинки!

— Веревка, наверное, была гнилая.

— Веревка, говоришь? Сыромятные ремни! Точно гибкая сталь. Но его зубы — тоже закаленная сталь! Заткнись же, Команч!

Эндрю прикрикнул на волкоподобного пса, огромное тело которого сотрясалось от воя. Пес оборвал вой и внезапно прыгнул на обидчика, сколько позволила цепь. Широкий ошейник дернул его назад, зубы щелкнули, глаза вспыхнули зеленым огнем ненависти, когда он пытался дотянуться до хозяина.

— Ну разве не милашка? — спросил Эндрю Эпперли.

— В один прекрасный день он оборвет эту ржавую цепь. И прикончит тебя, Энди.

Брат кивнул.

— Я завтра же заменю ее!

— Замени лучше волка. Ларкин его не возьмет. Ты обещал мне, что уберешь этого четвероногого убийцу, если Ларкин не сможет его укротить. Ларкин приручал и пантер, и тигров, но считает, что с этой тварью он ничего не может поделать.

— В общем-то скверный пес, — согласился старший брат. — Но думаю, подберу ключик к его сердцу. Хочется думать, что он полюбит меня так же сильно, как сейчас ненавидит. Ну, скажи, псина, правда?

— Чего ради, Эндрю? Даже если тебе удастся то, чего не удавалось еще никому?

— Чего ради, спрашиваешь ты? Это же лучший в мире телохранитель. Нам на Западе понадобятся телохранители. Я знаю с дюжину деловых ребят, которые будут счастливы всадить мне пулю между лопаток. А такая собачка…

— Собачка? Не путай, Эндрю, на нем прямо-таки написано, что он волк!

— Взгляни на него повнимательней! Дикие волки ниже. И потом, он коричневого окраса. Вообще его шкура красивей, чем у волка. А главное, когда я взвесил его, — Команч был тощий, хуже, чем сейчас, — он потянул на сто пятьдесят фунтов. Дикие волки никогда не бывают такими здоровенными. Нет, Дэйв, в нем, несомненно, течет собачья кровь, может быть, даже сенбернара.

— Не буду с тобой спорить, — проворчал Дэвид Эпперли. — Не хочу! Ты ждешь, что в нем проснутся собачьи инстинкты, но, согласись, собаки так не воют. Они лают и скулят. А этот зверь только воет и рычит. — Дэвид откинулся в кресле, продолжая бормотать: — И не хочу заставлять тебя оправдываться. У каждого человека свои слабости. А кроме того, личный волк — это здорово смотрится.

— Не язви. На самом деле я так не думаю. Но он нейдет у меня с ума. Он как картина, которую хочется разглядывать и разглядывать. Потому что он герой, Дэйв. Ах, парень, если бы ты видел, как он прокладывал себе путь через свору моих собак, ты бы полюбил его! Я уже взял его на мушку. И он прекрасно понимал, что ему конец, но вместо того, чтобы убраться прочь, поджав хвост, он поднял голову и смело посмотрел мне в глаза, как не знаю кто, и плевал на то, что я хотел сделать в ту минуту. И я не смог его убить. Я и сейчас не могу его убить, и он возвращается со мной в мои края…