Макс Брэнд - Джон Кипящий Котелок

Я присел, чтобы как следует пораскинуть мозгами, и, согласитесь, мне было над чем подумать! Прежде всего нужно было найти предлог, чтобы расторгнуть соглашение с Грешамом, кроме того, спланировать время так, чтобы побыстрее разгрести кучу накопившихся дел.

Сначала я решил рассказать все, как есть, Питеру и Дженни Лэнгхорн. Однако гибель Тома Кеньона научила меня говорить по возможности меньше. Те немногие слова, которые были произнесены без нужды, донеслись до ушей вездесущего Красного Коршуна, и Том расстался с жизнью.

Получив такой урок, я чувствовал, что если уж браться за серьезное дело, то нужно с самого начала начисто утратить дар речи. Один человек уже знал, что я затеваю, и этого было более чем достаточно.

И все-таки на всякий случай я написал Оливеру Клементу следующее письмо:

«Дорогой Оливер!

У меня было время поразмыслить над тем, что сегодня произошло, и теперь я вижу, что единственный способ сделать что-нибудь путное — это никого не ставить в известность насчет нашего с тобой уговора. Я собираюсь выехать сразу после того, как повидаю Грешама. Извини, но раньше никак не могу.

Когда буду уезжать, не открою ни одной живой душе, куда еду и зачем. Я совсем забыл попросить тебя о том, чтобы ты тоже не говорил ни слова даже самым близким друзьям. Дельце и так опасное, а если о нем кто узнает, Красный Коршун устроит мне такой же праздник, как Лестеру Грешаму. Понимаешь, о чем я толкую?

Словом, если мы оба наберем в рот воды, то у меня будет один шанс из десяти, что дело выгорит. Но если проговоришься, пусть даже шепотом, Красный Коршун услышит и тогда мне несдобровать».

Я отослал письмо без промедлений, и на следующее утро, когда еще спал несколько больше обычного, поскольку накануне мне пришлось допоздна дежурить в казино, дверь в мою комнату открылась, и Доктор принес ответ от Оливера Клемента.

Его послание было написано в тоне, каким обычно пишут старым друзьям. Оливер сообщил, что, поскольку сделка была предложена мной, а не им, он ни в коем случае не настаивает на исполнении уговора. И готов был сказать об этом еще вчера, однако ему показалось, что я был не слишком расположен для беседы. И просил лишь об одном: как можно скорее забыть, что у нас были какие-то разногласия. Он даже с радостью приехал бы пожать мне руку, если бы это было мне угодно, но, к несчастью, не может этого сделать по той простой причине, что вывихнул стопу и теперь вынужден сидеть дома, проклиная судьбу.

Во всех отношениях это было прекрасное письмо! Теперь я окончательно уверился, что заключил уговор со стоящим человеком. Если бы на месте Клемента была какая-нибудь никчемная личность, я бы мог без зазрения совести забыть о нашем соглашении. Но он вел себя с исключительным благородством, поэтому и я должен был держаться достойно — в этой партии Оливер Клемент выложил передо мной флеш-ройяль, я мог побить его только покером!

Сложив письмо, я потянулся за спичками, и в тот момент, когда поджигал бумагу, послышался отрывистый и сильный стук в дверь — так обычно стучался Грешам. И он вошел в комнату прежде, чем я успел ответить.

Питер застиг меня в довольно глупом положении — лежа в постели, я сжигал письмо над пепельницей, — и, хотя ничего не сказал по этому поводу, от его взгляда мне захотелось провалиться под землю.

— Как дела? — поинтересовался Грешам.

— Неплохо, — промямлил я. — А почему ты так скоро вернулся?

— Беда, беда с Красным Коршуном! На сей раз он такое вытворил, что, скорее всего, против него будут брошены войска. Теперь я и сам вижу, что это дело властей. Так что умываю руки и собираюсь всецело посвятить себя работе здесь, в Эмити. Даже подумываю, не продать ли мое добро и не уехать ли, если найдется покупатель.

Это было очень даже в его духе! Грешам не стеснялся показать, что происходит у него на душе — настолько был уверен в себе, что не боялся уронить своего авторитета. На это способны лишь самые сильные личности. Я же никогда не отличался подобным характером. Поэтому так и лежал, разинув рот, и с трудом осмысливал то, что сказал Питер.

— Ты хочешь уехать с Запада и прекратить поиски Коршуна?

— Вот именно! Оставить этого дьявола в покое! Преследовать его — все равно что стараться ухватить молнию. Я потратил на это пять лет, долгих пять лет водил самого себя за нос! И к чему это привело?

До меня начало доходить, что Грешам не шутит. Понемногу представлял себе, какова жизнь у человека, когда главной и единственной его целью становится поимка такого неуловимого преступника, как Красный Коршун, — непрерывные поиски, бесконечные погони на лошадях, постоянная опасность получить нож в спину. Я уже готов был поверить, что и Грешам — великий Грешам! — мог не выдержать и сдаться. Но, будучи все еще в шоке, продолжал задавать дурацкие вопросы, пока наконец он меня не остановил: