Дороти Джонсон: Скептик

Если Кроу, к которым он теперь возвращался, разгадали тайну этого внезапного исчезновения, то его собственный конец не будет ни быстрым, ни милосердным.

Когда два индейских разведчика спускались с холма, Митчелл задержал дыхание, но этого никто не заметил. Широким жестом он снял свою потрёпанную шляпу, чтобы Кроу могли видеть то, что осталось от его когда-то густых рыжих волос, которыми он так гордился. Теперь до плеч спускались редкие вьющиеся пряди.

Ожидая, пока оба индейца медленно спускались на лошадях с холма, Митчелл понял: «Они слишком молоды, чтобы меня помнить». По виду это были закаленные воины, но слишком молодые, чтобы быть его товарищами в былых набегах на Шайенов или стычках с воинственными Сиу.

Оба Кроу остановили коней и пристально вглядывались. Один из них что-то спросил. Митчелл ничего не понял. Его охватил ужас: неужели он забыл язык Кроу или стал глохнуть!

Индеец снова заговорил – и Митчелл больше не сомневался: индеец произнес с благоговейным трепетом: «Железная Голова! Железная Голова вернулся!»

– Я Железная Голова, – ответил Митчелл. – Я вернулся к моим братьям.

Индеец спешился и направился к ним. Гордость была в его осанке и движениях, почетные награды – в украшениях одежды. Это был воин, добившийся почета в единственно достойной мужчины профессии. Но в нём не было высокомерия. Он подходил к ним как к равным.

– Я Могучие Плечи, – сказал он, пристально глядя в лицо Митчелла. – Я сын Железной Головы.

Митчелл прищурился. «Господи, – пробормотал он, – может статься, так оно и есть!»

Ему хотелось спросить: «А что ж твоя мать, Та-Что-Молчит? ещё жива и постарела? Или давно умерла, ещё совсем молодой?» Митчелл, однако, не произнес ее имени. Ему не хотелось знать, что она умерла. Не хотелось услышать, что она стала старухой.

Митчелл чувствовал, как нарастает раздражение лейтенанта, но заставил Брэдфорда подождать с переводом.

– Мой сын стал воином, – сказал он, обращаясь к молодому индейцу. – Он уже завоевал свой «ку»?

– Много раз, – ответил Могучие Плечи с подобающей гордостью.

Митчелл протянул руку, и воин пожал её.

– Я же говорил вам, что они со мной считаются, – ухмыльнулся Митчелл в сторону лейтенанта. – Они не забыли Железную Голову. Этот парень говорит, что он мой сын, а я и не знал, что он у меня есть.

В лагерь Кроу Митчелл и Брэдфорд въехали бок о бок.

«Значит Кроу так никогда и не узнали про того индейца, – с облегчением подумал Митчелл. – Они помнят только хорошее… как и должно быть! Ну что ж, в свое время я приносил им удачу. Они всегда так говорили. Я был для них добрым талисманом… до последней схватки.»

В те далекие дни охота была удачной, а после боевых походов воины возвращались с песнями, захваченными лошадьми и скальпами, рассказами о доблести. Им всегда сопутствовала удача… до последнего набега, когда их нападение было отбито, воины бросились врассыпную, а Железная Голова убил своего друга, чтобы снова стать Мэлоном Митчеллом.

– Индейцы вас ценят, – заметил лейтенант. Теперь Митчелл мог позволить себе быть скромным.

Но я не стал добрым талисманом для самого себя, после того, как их бросил, и признавался он себе, вспоминая годы неудач, когда занимался то фермерством, то торговлей, был кузнецом, матросом. В конце концов жизнь бросила его назад, к фронтиру, на землю его юности, где он стал дровосеком в форту. Жизнь потеряла для него всякий интерес. А ведь до того, как потянулась унылая полоса неудач, были годы, полные опасности, когда горячая кровь кипит ключом. Юность невозвратима, но её спутница, опасность, всё ещё рядом, если не лениться поискать. Набиваясь в скауты, Митчелл знал, что это, может быть, его последняя авантюра.

– Вы сказали, что знаете Жёлтого Бизона, – напомнил ему Брэдфорд.

– Довольно хорошо. Я знал его старшего брата. («И оставил мёртвым у ручья», – мелькнуло в голове.) Жёлтый Бизон, может, лет на десять моложе меня. Он был подростком и готовился к посту в ожидании своего талисмана-покровителя, когда я впервые встретил Кроу, а когда я ушел, он уже был воином. Я помню первый набег, в котором он участвовал.

В жизни индейца Кроу господствовал строгий и суровый порядок. Он вырастал, стремясь к славе; голодал и молился, надеясь узнать свой талисман, своего духа-покровителя. Когда ему казалось, что он его нашел, индеец отправлялся на поиски опасности и вскоре погибал. Жизнь белого человека была бесконечно сложнее. Существовало слишком много вещей, к которым он стремился, и слишком много способов потерпеть неудачу, добиваясь исполнения своих желаний.