Михаил Русанов - Полдень В Нью-Йорке

Скандал вышел огромный. Среди гостей нашлось пару журналистов, чья профессиональная деятельность сводилась к публичному смакованию подобных сцен. Розов не был человеком известным в культурной жизни Санкт-Петербурга, но после данного инцидента его имя мусолилось на страницах нескольких желтых газет в течение двух недель.

Через месяц он уехал из Санкт-Петербурга. Снял квартиру в небольшом городке в области. Несколько раз звонил в Питер Сергею. Пару раз в Ташкент. Однажды Марине…

Маринка приехала сразу. Она готова была простить Розову все, если он вернется к ней.

Олег встретил ее букетом роз. Устроил экскурсию по городку с посещением монастыря и ресторана. Марина светилась счастьем, не понимая, что Розов окончательно решил расстаться с нею. Она наслаждалась его обществом четыре дня. Четыре прекрасных, счастливых дня.

Больше Розов выдержать не мог. Они объяснились. Итог – пощечина. Марина уехала в Санкт-Петербург.

Через два дня позвонила Ленка.

– Скотина! Как ты мог?! Маринка ждет от тебя ребенка! Ублюдок…

Не дослушав, он бросил трубку. Маринка в своем репертуаре. Напела Ленке про какую-то беременность. Когда же это кончится?

Он ни о чем не хотел думать. Ни о прошлом, ни о будущем. Хотелось все забыть и ничего не замечать. Хотелось на белые пески Ибицы…

* * *

Девушка перевернула страницу. Шелест бумаги отвлек Розова от воспоминаний. Самолет набирал высоту.

Какого черта он согласился лететь? Почему летит Сергей, он понимал. Богданов сентиментален. Позвонил Тимур, напомнил, Серёга бросил все дела.

Но почему летит он?

– Вы не находите, что автор слишком много внимания уделяет не жизни героя, а его творческим изысканиям?

Девушка отвлеклась от чтения.

– Как вас зовут? – Спросила она.

– Олег.

– Видите ли, Олег, мне не хочется говорить с вами о книге. Вам она не понравилась. А я прочитала лишь половину. И ваша отрицательная оценка сбивает меня с толку. Не дает сосредоточиться.

– Ваше имя?

– Что, простите?

– Мое имя вы знаете. Теперь ваша очередь представится.

– Татьяна. – Хмыкнула она.

– Хорошо, Татьяна. Раз вы не хотите говорить о книге, может, поговорим о чем-нибудь другом?

– О чем же?

– Ну-у… О воздушных ямах.

– Что это?

– Иногда самолеты попадают в область разряженного воздуха. Плотность в таких местах довольно малая, и самолеты буквально проваливаются вниз. Понимаете?

– Нет. – Она нервно поправила ремень безопасности. – И не хочу понимать

– Почему вы так тихо говорите?

– Мне страшно.

– Странно. Мне показалось, вы сказали «страшно»?

– Да. Страшно. Не могли бы вы говорить о чем-то другом? Я впервые лечу самолетом, и вы, вместо того, чтобы поддержать меня, рассказываете какие-то байки. Воздушных ям не существует!

Самолет вдруг качнуло. Татьяна почувствовала, как ее живот сжался в ужасном спазме. В следующую секунду все прошло.

– Это яма? – Спросила она шепотом.

– Они часто бывают при взлетах. И при посадках.

– Вы жестокий человек. Про посадки могли бы и не говорить.

– Тогда поговорим о книге. Лететь нам долго. Или вы предпочитаете…

– Нет. Поговорим о книге. – Она улыбнулась. – Мне нравится автор. У него свой стиль. Я читала его книги, и осталась довольна.

– Критики съели его живьем. Про другие говорить не будем. А вот про «Французскую осень» поговорим. Вас увлек герой?

– Да.

Розов взглянул в иллюминатор. Облака, облака, облака. Иногда между ними, в прорехах, виднелась темная земля.

– Скучно.

– Что вы сказали?

– Почитайте еще минут десять. Я соберусь с мыслями.

Татьяна пожала плечами. «Какой странный мужчина».

Стараясь не думать о том, что ждет его в Нью-Йорке, Розов стал вспоминать, как давалась ему книга о Морсене. Как капризная стерва, которая много обещает, манит. После говорит – у меня нет настроения!

Ему катастрофически не хватало материала. Попавшие к нему по случаю дневниковые записи Морсена были отрывочны, с нарушенной хронологией. Как они оказались в России, да еще в руках его хороших знакомых, он не знал, и знать не хотел. Они отдали ему записи, благоразумно решив, что так будет лучше.

Несколько месяцев спустя он взял их в руки. И первый вопрос, который у него возник, был о Камю. Состоялась ли встреча Морсена с Камю? О чем они могли говорить?

Розов отчетливо представил себе молодого Морсена. Ему тогда было, наверное, лет 25 – 26. Вот он сидит на краешке стула, весь напряжен и внимателен. Ловит каждое слово мэтра.