Сергей Лысенко - Киллер и Килиманджаро

Я знал, что многоэтажка нависает над местом силы – чудодейственным источником. Здесь, на дне оврага, в купальне исцелялись многие. Особенно после того, как её освятил епископ Онуфрий. Лечили простатит и непростатит, бесплодие и безбрачие. Но ранение в сердце, тем более на таком расстоянии от живительной воды…

Ниси попытался провести ёрикири 24 24 Ёрикири (яп.) – техническое действие в сумо: вытеснение за круг при обоюдном захвате. , но я выскользнул и пальнул вдогонку. Складки на затылке чавкнули и проглотили пулю.

Мажара наконец остановился, завел руку за голову и ощупал рану. А потом закричал, как муэдзин: «Айя-аля!.. Айя-София… Анна-Мария… и Санта Люсия!..»

Судя по всему, он знал многих женщин. Заткнув пробоины пальцами-сардельками, Мажара продолжал выкрикивать имена:

«И Венера… И Вранча… И Гея…»

Новостройки звучат громко. В этой тоже были слишком тонкие стены – картонные, бутафорские. Конечно же, все слышали выстрелы и крики. Однако дом по-прежнему спал мертвым сном. Вернее – притворялся.

Соседи лежали под одеялами, надеясь, что им почудилось. Надежда – компас земной. За смелость никто не наградит. А утром вставать на работу… Или все-таки вызвать милицию? Какой теперь номер – сто два?.. Но ведь затаскают как свидетеля… Нет уж, пускай другие звонят… Глазки закрывай, баю-бай!

Мажара никак не укладывался. Толстокожий дикий кабан, щетинистый, неуклюжий. Он выписывал пьяные зигзаги, рисуя кровавую авангардистскую картину. Цеплялся за мебель, рушил, переворачивал. Налетал на стены, отталкивался и дальше валял ваньку-встаньку.

«Клируотер… Копперфильд… Теллер!»

Для этого сумоиста нужен был больший калибр. Я пожалел, что не взял ружье.

Раненый, бешеный, он вдруг ломанулся в контратаку. Сорвал со стены телевизор, занес над головой и – хаккэёй! 25 25 Хаккэёй! – команда сумо, призывающая начать/продолжать схватку. – доской.

Я попал ему в рот. Повторил между глаз. Мажара фыркнул, встряхнул головой и повалился. Вроде всё. Хигаси-но кати 26 26 Хигаси-но-кати! (яп. – «победа востока») – объявление победителя, который представлял восток. …

Но тут в дверь позвонили.

Тилинь… Тилинь… Тилинь…

Хозяин не сможет ответить на ваш звонок.

Ти-и-илинь! Мое сердце тоже тилинькнуло, когда я посмотрел в глазок.

За дверью стояла Полина Леонтьевна.

Убивать скучно. Если раньше от выстрелов закипал борщ эмоций, хотелось разрушать и творить – для себя, для следственного отдела и отдела новостей – то сейчас все потонуло в рутине. Праздники превратились в будни, поэзия стала прозой. Меня уже не завораживают кровавые картины убийства – ни узоры, ни знаки, ни иероглифы.

Что же изменилось? Может, меня испортили деньги? Или развратила безнаказанность? Милиция знает, что я убийца, но не трогает меня. Пока есть Гусейнов, моя задница в полной безопасности – сухо, комфортно и дышится легко.

Гусейнов – больше, чем участковый, и больше, чем капитан. Он не дожидался званий и должностей, он повысил себя сам. Поменял плащ-палатку на листы асбофанеры. Расширил свой участок, отобрал кормушки у соседей. Сходка участковых уполномоченных закончилась фатально для самых непримиримых – капитан Окидокиенко и лейтенант Бегун получили огнестрельные ранения. Начальнику райотдела это не понравилось, но Гусейнов вовремя женился на его дочке, бальзаковской невесте.

Гусейнов вернул город в девяностые. Опять крыши, опять мокруха. Не хочешь платить – мокни. Сначала устное предупреждение, затем желтые карточки. Как в футболе. За грубую игру – сразу красная, удаление с поля. В таких случаях Гусейнов приподнимает шиферину, а я проливаюсь смертельным дождем – на погоны, подгузники и пеньюары.

Когда дело поставлено на конвейер, качество страдает. Я не ограничен ни временем, ни средствами. Можно даже не целиться, не прятаться, а подойти в открытую к жертве и забить рукояткой пистолета. Пускай кричит – хоть лопнет. Любого, кто придет на помощь, оболью свинцом. И ничего страшного, если ошибусь, промажу. Закончу в следующий раз.

А ведь раньше все было иначе. Я работал чище. Стрелял точнее и быстрее. Конечно, был первый блин – вьетнамец с Барабашовского рынка, которого я спутал с другим вьетнамцем у медицинского центра «Интермед». Зато потом я укладывал своих жертв шпалами и проносился по рельсам скорым поездом. Мне платили мало, даже не хватало на нормальное оружие, однако каждое убийство было песней – арией дэт-метала.