От звезды до звезды (СИ)

Йонге попробовал снова повернуть голову, наслаждаясь ушедшей болью. Чересчур сильно наслаждаясь. Просто непотребным образом.

Мысль о такой-то матери пришла одновременно с вопросом, насколько лошадиной была доза.

Он имел очень слабое представление о лошадях и прочих земных животных, нынче водящихся только в заповедниках, но знал градации: мышиная доза, нормальная, лошадиная и слоновья. Кажется, даже слоновья была недостаточной в сравнении с принятой им.

– Йонге! Йонге!

Голос Рудольфа пробился сквозь вату в ушах.

– Йонге, ты живой?!

– Да-а, – проскрипел Йонге, роняя каждый звук отдельным колючим шариком.

– Слезь с меня, придурок! Раздавишь!

– Н-н…

Йонге хотел сказать, что не может, но слова окончательно застряли в горле. Каждый раз, когда он шевелился, приятное давление на спину возрастало. Он поерзал, и острый приступ чистого физического удовольствия пронзил его от плеч до самого паха, тут же стекая в яйца и каменно там затвердевая. Йонге уперся в пол обеими руками, приподнялся, не стерпел наслаждения и лег обратно. Рудольф был такой горячий, такой мокрый…

Йонге с тупым удивлением смотрел на собственные руки и никак не мог понять, когда они успели превратиться в иглобразов. Тонкие коричневые иглы торчали из тыльной стороны ладоней. Сверху коричневые, у основания красные. Все руки красные. Пол красный.

Боже-боже, как хорошо, он сейчас просто умрет…

– Рудольф, – язык еле ворочался. – Помоги, Руди.

– Да чтоб тебя!

Рудольф приподнялся, выжимая атлетический вес, и Йонге заорал. Член дернулся, выплескиваясь прямо в штаны. Рудольф резко подался вниз, вновь укладываясь на пол. Йонге заерзал, причиняя себе все больше повреждений – и удовольствия, – и медленно перетащил неподъемные руки на плечи Рудольфа.

– Эт-то передо-оз, – Йонге слышал, как его собственный голос замедляется и уходит вниз, словно на тормозящей записи. – Блока-ада… Нейро…

Не договорив, он ткнулся губами в шею Рудольфа и жадно втянул его запах. Здоровый мужик, крепкий, потный… М-м-м!

Йонге опять заелозил, наслаждаясь тем, как вновь затвердевший хер трется о мокрые штаны и как это хорошо, особенно если налегать сильнее и шевелить лопатками, вызывая острые толчки по всей спине, так, что даже по бокам течет.

Запах пыли и железа проникал даже сквозь респиратор. Йонге жадно глотал его, не в силах насытиться.

Каждое движение воздуха делало его существование все восхитительнее.

На этот раз Рудольф проигнорировал вдохновенный вопль, вырвавшийся у Йонге, и все же дожал вес до конца. На последнем рывке тяжесть, обнимавшая спину Йонге, распалась и исчезла. Пилот разочарованно застонал.

Рудольф упорно продолжал подниматься вместе с ним и наконец встал на все четыре точки. Йонге из последних сил вцепился в него и прошептал: «Тащи!» в самое ухо, не забыв его лизнуть. Горько-соленый вкус пота будоражил не хуже искусственных феромонов.

Рудольф осторожно поднялся, и Йонге в который уже раз захрипел, толкая бедра так, чтобы попадать членом в упругие ягодицы. Спина играла все новыми красками удовольствия. По стенам огромного зала текли световые узоры, и Йонге казалось, что они пульсируют в том же ритме, что и его перегретый член.

Снова дав молофьи, он едва не разжал пальцы. Но Рудольф уже обернулся и поймал его сам.

– Что ты сожрал? – внятно спросил он.

Все плыло, но Йонге четко видел, что зрачки Рудольфа за прозрачной пластиной экрана были совсем бешеные, сжавшиеся в точки.

– Блокада… слишком… импульсы поменял…

– Да ты совсем ебанутый, – прошипел Рудольф.

Йонге хотел кивнуть, потому что действительно только ебанутый мог хлебнуть столько блокаторов, что мозг начал путать сигналы, и самые интенсивные – боль и удовольствие – заработали одинаково. Однако мышцы его уже не слушались.

Рудольф уже тащил его к очень далекой стене, неловко прижимая поперек корпуса, и каждый, каждый его шаг отдавался такими сладкими толчками в паху, что ни кивать, ни говорить Йонге не мог.

На ходу Рудольф содрал с него респиратор. Йонге не смог даже толком испугаться, а Рудольф уже стащил собственную маску и часто задышал.

– Зачем… отдай ма-а…

– Если ты малость задохнешься, то перестанешь лупить мне по мозгам, – прохрипел Рудольф.

Йонге хотел спросить, на кой хрен тогда Рудольф и сам избавился от респиратора, но дышать стало и вправду слишком тяжело. Отчасти это гасило боль-удовольствие.

Он честно постарался помочь – хотя бы не упасть, – когда Рудольф в буквальном смысле прислонил его к стенке и велел держаться. И Йонге стоял как мог, слыша отголоски чужой паники, зная, что если ляжет – то уже не поднимется. Сердце не выдержит, и в мир иной пилот Йонге Далине отправится на грани полного блаженства.