Георгий Левченко - Сон разума (СИ)

– Так, по мелочам, чтобы самим не расстраиваться, что она, например, готовит хорошо, хорошо выглядит, что он не лысеет и не толстеет, достаточно зарабатывает, и всё такое. Наверняка, они частенько уверяют друг друга, что счастливы. Собственно, зачем я тебе это объясняю, думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, как это бывает, тем более, что знаешь их дольше меня.

– А она могла бы по-крупному ему соврать? изменить, например?

– Мне-то откуда знать? Я могу, конечно, предположить, что она с гнильцой, посему, наверное, да, но это всего лишь моё предположение, к тому же после стольких лет брака не думаю, что для него измена была бы именно обманом. Если бы и произошло нечто такое, он бы наверняка узнал, а раз они до сих пор вместе, то и простил. Сам Семёнов тоже, знаешь ли, не очень-то святым кажется, даже странно становится, вроде пара как пара, ничего особенного, каких, наверно, большинство, но стоит копнуть поглубже, и впечатление сразу меняется в худшую сторону. Я вот когда их в первый раз увидел, даже симпатию почувствовал к их скромности и непритязательности, а с ним искренне предполагал подружиться, но стоило только одному рот раскрыть, и тут же оба превратились в семейку гаденьких паучков, промышляющих в домашних углах по мелочам. Неужели они все такие?

– Ты что-то увлёкся.

– Ах, ну да, они же твои друзья; я не хотел их оскорблять, прости.

– И что же?.. Просто из вежливости не стану твои слова передавать. «Семейка гаденьких паучков», придумаешь тоже. Это они вдвоём такие, а сами по себе вполне нормальные люди.

– Да? интересно почему…

Пока Фёдор говорил, в душе у Насти бог весть откуда возникло злобное раздражение и желание сей же час с ним поругаться. Понятно, что вменить ему в вину измену с Семёновой оказалось уже невозможным, да и доказательств не было и быть не могло (хотя какую женщину это когда-то останавливало?), а другого повода для ссоры он не дал (интересно, что насчёт пары Семёновых в душе она с ним полностью согласилась), так что через пару минут Настя начала успокаиваться и по ходу дела замечать, что Фёдору, на самом деле, было от всей души наплевать на внезапно поднятую тему, её друг не замечал тенденциозности вопросов, а с полным безразличием высказывал давно сложившееся мнение, будто всегда был формально готов к подобному разговору. В то же время внутри у Фёдора царило светлое спокойствие, все мысли вдруг поутихли будто от усталости после весёлой, но утомительной игры. Вечер стоял ясный, закат выглядел живописно, особенно, когда надолго задержался его последний отблеск на жестяной крыше соседнего дома. Теперь он смотрел лишь на него и бездумно любовался, не замечая ничего другого, а внизу было не по-городскому тихо, и почему-то казалось, что так должно быть. Состояние довольно пустое и безвредное, однако Насте опять вдруг стало невыносимо от молчания.

– Послушай, а когда у тебя отпуск? – задавая этот вопрос, она даже начала порывисто дышать.

– Мы сколько уже с тобой вместе? года 4-5? а ты до сих пор не можешь просто посидеть с мной и помолчать каждый о своём. Не обязательно же говорить, чтобы близость чувствовать. – Настя несколько смутилась, но всё равно ожидала ответа на вопрос, – не знаю, не решил ещё. У тебя какие-нибудь особые планы?

– А давай как в позапрошлом году. Мне там песок очень понравился, а, главное, не жарко да и сервис. Тебе ведь тоже понравилось?

– Да, – он соврал, но ему было всё равно, почему-то казалось, что все эти планы очень ненадёжны и успеют ещё сто раз перемениться, – можно и как тогда. Только вещей не надо столько тащить, всё равно половину надеть не успеешь, – Фёдору не хотелось выказывать свои сомнения.

Между тем Настя вполне отвлеклась мыслями о предстоящем отдыхе, в её голове что-то очень удачно сошлось, и более не сказала ни слова, пока они сидели на балконе, чему Фёдор был весьма доволен. Через несколько минут мысли его опять замолчали и рассеялись и куда-то улетели, казалось, он напрочь забыл весь сегодняшний вечер, как и день, и пребывал в тонкой прострации. Ей же во время этого сидения показалось, что он размышляет о чём-то очень серьёзном, однако она не стала относить сие на свой счёт, точнее, была уверена, что её это не касается, хотя поначалу всё-таки удалось польстить самолюбию и некоторое время повоображать бог знает что. «Может, если у него какие-то там перемены, он почувствует, что нужна опора в жизни и, наконец, решится, – понадеялась Настя уже перед самым отходом ко сну, – надо будет его подтолкнуть, только поосторожней. Завтра нужно подумать, посоветоваться, а то, если что, из своеволия не станет делать. Какой дурой я тогда буду выглядеть».