Честно говоря, доселе мне хотелось обойтись безо всякой конкретики, а фиксировать лишь общие, внешние обстоятельства, однако в данный момент в голову лезут какие-то приятные мелочи, среди которых рассыпается любая сосредоточенность, и я никак не соображу, как этого избежать. Вроде бы и заставляешь себя, и кое-как напрягаешься, но хватает максимум на 15-20 минут добросовестного труда, а потом приходит мысль, надо ли оно мне и не махнуть ли разом на всё рукой, что уже опасно. Перед глазами пролетают бессвязные образы, особенно часты среди них фантазии на тему «а хорошо было бы, если бы…», причём завладевают они мной без остатка и от дел отрывают капитально. Но вот ещё какая есть у них особенность: если повнимательнее и повдумчивее приглядеться, то ничего сверхъестественного в моих грёзах не обнаруживается, и сами по себе, по одиночке, они вполне обыденны. Основное содержание, конечно, составляют воспоминания из прошлого с многочисленными вариациями (надо отметить, без какого-либо сожаления) того, как лучше было бы поступить тогда-то и тогда-то, что если бы тогда произошло то-то и то-то, временами сменяющиеся мечтами обладать тем-то и тем-то, правда, предметы сами по себе вполне реальны, из шапки-невидимки я уже вырос. И самое примечательное в моих мечтаниях то, что в них нет и намёка на цельность и направление, лишь восторженное блуждание в ярком свете, авось на что и наткнусь. Не хочется смотреть на себя со стороны, судить, оценивать, а хочется просто плыть по течению, ни о чём не задумываясь, не беспокоясь, без страха и цели. Кажется, я начинаю повторяться и именно постольку, поскольку эта писанина мне вдруг обезразличила. В любом случае, совершенно очевидно, что подобное состояние души долго продержатся не сможет, что отрезвление, пожалуй, уже не за горой, поэтому оставлю себе время понаслаждаться «счастьем» ещё чуть-чуть.
Странное дело, теперь я и сам перестал в него верить; что ж, видимо, так и должно было случиться.
Следующий вечер был обыкновенным, таким же, как и многие другие вечера; Фёдор с Настей сидели на балконе, но разговор сегодня не клеился, чего оба, на самом деле, не замечали. Ей совсем не хотелось разговаривать, ни одна тема не приходила в голову, но и длительные паузы она тоже не выносила, не замечая того, что именно он один являлся их причиной. Лишь сегодня Фёдор заметил Настину обеспокоенность, но причину её выяснять не стал, ничего не спрашивал, да и значения особого не предал. «Видимо, переживает за ту девочку. Хотя какое ей дело?» – подумалось ему и сразу забылось. Обнимая Настю, чувствуя привычное тепло её тела, он был чрезвычайно спокоен, совершенно погрузился в собственные мысли, уставившись в точку на ламинатном полу, где имитировался сучок. Однако его подруга не разделяла этого спокойствия, но часто и тревожно смотрела ему в лицо, к тому же так странно и рассеяно, будто не замечая человека, направляя свой взгляд куда-то далее поверх его головы, что было немного забавно.
– Куда это ты смотришь?
– А куда я смотрю? – она точно не замечала своего жеста. – На тебя и смотрю, ещё скажи, что тебе это неприятно.
– Нисколько, да и почему вдруг? Просто взгляд у тебя какой-то рассеянный, я уж спросить хотел, не приболела ли ты?
– Да нет, всё в порядке, это так, просто… – опять длительная пауза, во время которой Фёдор вдруг почувствовал, как сильно забилось её сердце. – Как ты думаешь, Семёновы счастливы? – неожиданно и со всей серьёзностью спросила Настя.
– А кто их знает? – ответил он вопросом на вопрос. – Видимо, не то чтобы счастливы, а просто довольны жизнью. Живут вполне ровно, по крайней мере, они друг друга стоят, а, может, после стольких лет брака научились искусно врать и нервы не трепать, но, скорее всего, вместе они только из-за детей. Мне, честно говоря, всё равно, не хочется о них думать. Давай закроем эту тему, да и к чему тебе мусолить их отношения? Не так уж сильно ты с ними дружна получаешься.
– Ну почему же… – Настя было отбросила свою бестолковую мысль об измене, но его слова о взаимной лжи показались ей ни с того ни с сего очень подозрительными, нервы она себе успела растравить окончательно, даже с неким сладострастием, совсем ни о чём не заботясь. Через несколько неприятных минут Настя всё же одумалась – конечно, это чушь, по слабости в голову вдруг вскочило, однако назойливое болезненное состояние всё-таки сохранилось, ей будто хотелось получить хоть какую-нибудь защиту, стать в чём-то абсолютно уверенной и жить с этим далее, но от чего, в чём и где именно всё это взять, она не понимала и ощущала просто беспричинный страх. – И что значит врут?
Читать дальше