Георгий Левченко: Учёный

УЧЁНЫЙ

трагедия

автор Левченко Георгий Константинович

Персонажи

Прозоров Иван Петрович внештатный преподаватель всемирной истории в одном из московских университетов

Шатохин Сергей Юрьевич доцент кафедры исторических наук в университете

Городецкий Пётр Иванович ректор университета

Шатохина Олеся Вячеславовна безработная

Шатохина Ирина Юрьевна её дочь, сестра Шатохина, студентка университета

Гринберг Семён Арнольдович пенсионер

Аверина Елена Семёновна его дочь

Скакунов, Аресьев, Мальцев коллеги Прозоровапо кафедре

Полина жена Городецкого

Дарина Збарская, Виолетта Тривиайло студентки университета

Голядин, Пасчинский студенты университета

Клочкова, Лацис, Тропинкина чиновницы университета преклонного возраста

Ромуальд Игнатьевич

Лапин

Потоцкий

Марианна Исаевна Остлихтенберген

члены диссертационной комиссии

Жена Мальцева Катя, их сын Стасик, Тёща Мальцева, Закоренелый преступник, Судья, Пристав, студенты на лекциях и присутствующие на защите

Окружение : аудитория университета, у аудитории, кабинет в университете, квартиры разных персонажей, улица, туалет в университете, ресторан, тюремные помещения, зал судебных заседаний

ДЕЙСТВИЕ обыкновенное

Сцена занимательная

(аудитория)

Прозоров

Первую лекцию я начинаю

Лишь изложением видимых фактов.

Мы в ощущениях их получаем,

Ищем какого-то им объяснения

И, увлечённые этим последним,

Часто о фактах самих забываем.

Но иногда, суетой пресыщаясь,

Мы возвращаемся будто бы к сути,

Смотрим назад и не видим дороги,

Только лишь хаос следов на песке.

Долго плутали и путь потеряли,

Что пожелали, отнюдь не познали,

Найден какой-то в процессе ответ,

Значит должны сочинить и вопрос.

Вам не понятно, о чём разглаголю?

Кажется бессодержательной речь?

Можете вы мне тогда пояснить,

Что же такое история мира?

Рук не тяните, спросил я формально.

Первый вы курс мой за долгие годы,

Я и не думал, что нынче студенты

Столь легковерны. А, впрочем, не суть.

Мнения вашего знать не желаю.

После тяжёлых годов обучения,

Не побоюсь, искромётных прозрений,

Сможете дать достоверный ответ.

Сей я вопрос задавал без сомнений,

Что на него не найдут объяснений.

Взглянем-ка мы на людское начало,

В тусклость пещеры, в которой наш предок

Жил на краю ужасающей смерти,

Но успевал и третировать ближних,

Чтоб за их счёт отодвинуть погибель,

И помолиться тому, что ему

Некую выгоду часто сулило.

(Это, однако, и ныне встречаем.)

Мы человечества с вами начало

Отождествим с той наукою странной,

Коя нам факты для мыслей бросает.

Археология – странное дело,

С чем обращались когда-то презренно,

Видится ей преисполненным смысла.

Ложки, уздечки, ночные горшки

Боготворит бедолага тем паче,

Чем они старше, разбитей, поганей.

Выбрав такую метафору, должен

Предостеречь от бесплодных иллюзий,

Что пребывает история ныне

На высоте умозренья и смысла.

Ежели кто-нибудь скажет сегодня:

«Как позабыли мы каменный век,

Коий продлился в десятки раз дольше

Нами изученных цивилизаций,

Так и подобное с ней приключилось,

Археология в прошлом осталась,

Знания оной с теорией слиты,

Нечего более дать ей потомкам», –

Будет всемерно неправ и осмеян.

А почему? Вы вокруг посмотрите.

Это истории славный конец,

Иль бесконечное лишь созидание?

Те, кто с последним согласен, останьтесь,

С первым – оставьте науку в покое,

В ней вам не место, здесь мыслят иначе,

Лучше вам выбрать занятье другое.

Всем, кто остался, теперь задаю

Без передышки вторичный вопрос:

Коль настоящее столь непосредственно

И созидается в каждом мгновении,

То отчего поколеньям прошедшим

Жизни свои вдруг оценивать менее,

Чем мы свои настоящие ценим?

И, наконец, мой последний вопрос:

Может случиться, они полагали,

Что родились, да и жили, для нас,

Для поколений грядущих, им чуждых,

Будто совсем понарошку, иль всё же