Уличная магия 3 - Турнир (СИ)

– Давай лучше вернемся к размышлениям о розовых плавках, – ворчит Саске, на манер змеи соскользнув с шезлонга на раскаленный песок, чтобы никто больше не покусился на его пивное сокровище.

– Мы говорили о том, что я герой – разнимаю вас, болванов, всеми подручными способами. Даже плавками, – продолжает вещать Итачи. А потом поворачивается ко мне. – Главное, чтобы у тебя не случилось сердечного приступа от подобного зрелища.

– Мое сердце работает нормально, спасибо за заботу.

Рука привычным движением скользит по белесой полосе шрама. Движение привлекает внимание Саске, но он ничего не говорит – отводит взгляд.

Ему тоже серьезно досталось.

Прикрыв глаза, я невольно вспоминаю, как он с криком просыпается в моих руках и слепо смотрит в темноту – ошалевший, напуганный. В такие моменты мне невыносимо хочется подцепить его мысли на крючок, проникнуть в его разум, оказаться внутри хотя бы на секундочку… Секунды мне хватит, чтобы понять, как с этим бороться.

Но Саске вырывается и отворачивается, предпочитая делать вид, что не случилось ничего из ряда вон. Или уходит спать в другую комнату, где не придется испытывать мучительное чувство беспомощности, просыпаясь в моих объятиях.

Он до сих пор не знает, что я хожу следом. И занимаю пост в коридоре – моя смена длится до утра.

Учиха не знает, что Кьюби приходит на шум, а Шарин пасет его под диваном. Нам для полноты картины только Орочимару не хватает, но я подозреваю, что если бы белый чмырь мог сам открыть дверцу, то тоже приполз бы к хозяину поближе.

Мы уже привыкли всей семьей караулить его сон.

– Учиха, ка-а-а-адр!

Итачи опять принимает дурацкую позу, и на этот раз я не выдерживаю:

– Ты в модели не хочешь податься?

Учиха как-то загадочно ухмыляется, потом подзывает Неджи жестом. Флегматик послушно отдает Итачи свой дорогущий аппарат с фаллоподобным объективом. Получив в руки игрушку, Итачи что-то там щелкает, ищет. Сует мне под нос и отчаливает, одухотворенный, к дальним берегам – купаться…

Саске тоже подползает поближе. И первая же фотография вводит нас в замешательство.

Неджи фотографировал Итачи во время танца – и с этими кадрами лучше не связываться, если правда не хочешь получить сердечный приступ.

Какой он здесь… словами не опишешь и красками не нарисуешь. Чудовищно красивый, гибкий, текучий, живой настолько, что, рассматривая случайную фотографию, невольно задыхаешься.

Саске быстро понимает, что это зрелище не для него – и с видом максимально флегматичным, возвращается в свою уютную песочную ямку-окопик.

А мне хватает десяти кадров, чтобы понять, что пошутил я неудачно. Но звонкий смех быстро прекращает мою игру в прострацию.

Молодая семейка, в составе Конан и Кабуто, тащит огромные тяжелые пакеты с едой, и я откладываю фотоаппарат на шезлонг, чтобы помочь. Краем глаза замечаю, что Неджи с восторженно-величественным видом плетет Итачи косичку, а рука-паук Саске ползет к фотоаппарату.

Рефлексы. Хочется сбросить напряжение и расслабиться хоть на секунду. Не получается. Не получается: слышу малейшие шорохи, вижу периферией, думаю наперед.

Интересно, сколько еще я буду ждать удара в спину…

***

Ночь стекает с небесных плеч невесомой бархатной тьмой. Жаркое пятно костра соединяет рассевшихся кругом людей в маленький сплочённый ореол. Тихо и умиротворенно потрескивают дрова в объятиях огненных языков, где-то вдалеке насекомые собирают маленький ночной оркестр. Хочется остановить время, и навсегда остаться в этом кругу, с этими людьми…

Еще бы Акамару и Кибу с Гаарой под бок, но эти черти угнали в путешествие.

– Знаете, я и не ожидала чего-то другого, – хмыкает Конан. Ее голова удобно лежит на коленях Кабуто, пока тот молча рассматривает волшебную россыпь звезд на небе – в обычное время Наруко не дает им и минутку расслабиться, так что это редкий момент покоя. – Когда я бежала, у Данзо уже шарики за ролики начали заходить…

– Как только разум людей, обладающих властью, мутнеет, случается непоправимое, – хрипловато откликается Итачи. – Я до сих пор не могу определиться – рад я… или зол, что всё так вышло.

– Ну, закончилось хорошо, – на фоне их голосов мой звучит неправильно, льдисто, отрывисто. Тон резко выбивается из атмосферы. – Никто, кроме ублюдков, не пострадал.

– Внешних ран нет, – голос Итачи тоже меняется, а затем он садится ближе к огню, плотнее обернув плед вокруг себя. От его взгляда хочется увернуться, как от пули, которые были моими неизменными спутниками долгий год…