Йорген Бич - За аравийской чадрой

Естественно, по всей стране идет оживленная торговля молодыми рабынями. Как я уже говорил, мусульманин не должен иметь больше четырех жен, но у него может быть сколько угодно рабынь-наложниц. Поэтому у богатых шейхов обычно бывает столько женщин, сколько им заблагорассудится. У короля Сауда около девяноста рабынь.

Когда Фрис с женой и я вернулись домой в довольно подавленном настроении, мы заговорили о событиях минувшего дня.

— Я прекрасно понимаю, что вы собираетесь разыскивать Хельге Хедендаля, — сказал Фрис. — И я отвел вас сегодня на площадь не без задней мысли. Мне хотелось, чтобы вы увидели собственными глазами, что вас ждет, если вы каким-то образом нарушите заветы Корана или попадете в руки людей, которым будет выгодно от вас избавиться. Вы еще не раздумали ехать в пустыню?

— Пока не раздумал, Фрис. И должен сказать, что мне все больше хочется свести знакомство с этим самым Хельге Хедендалем.

Прежде чем выехать в Эт-Таиф, мне надо было основательно подготовиться к путешествию через пустыню.

Мне все время приходилось соблюдать величайшую осторожность и помнить о том, что власти ни в коем случае не должны проведать о моих планах, ведь им было выгодно, чтобы Хедендаль работал почти бесплатно на местных шейхов и богачей. Фрис был настроен очень скептически.

— Едва ли вам удастся выпутаться живым из этой истории, — заметил он.

— Но я могу переодеться, — возразил я.

— Переодеться? А куда вы денете свои голубые глаза?

— Голубые глаза? — переспросил я немного обиженно.

— Да, голубые глаза. И если вы не можете немедленно сменить их на карие, то сколько бы ни переодевались, вам не удастся провести даже ребенка.

— Ах вот оно что! Теперь мне все ясно. Одну минуту…

Я вышел в свою комнату, порылся в чемодане и быстро нашел то, что искал. Когда я снова вошел в гостиную, у меня были самые настоящие карие глаза.

— Вот это да… — пробормотал Фрис.

И тогда я рассказал ему о том, как еще перед отъездом из Дании мне пришла в голову мысль, что, если я захочу лучше познакомиться с жизнью местного населения, мне надо будет переодеться. Дома у меня был настоящий арабский костюм: не тот костюм, в который облачаются люди богатые и знатные, а обычная одежда бедняков. Когда на вас красивое платье из тонкой шерсти с золотым шитьем и прочими знаками благосостояния, вы моментально привлечете к себе чье-нибудь внимание, и к вам даже могут обратиться на улице с каким-либо вопросом. Тогда можно легко выдать себя, особенно если вы плохо знаете арабский язык. Если же вы одеты как простой бедняк, то вам будет гораздо легче остаться простым статистом в уличной толпе.

Мои волосы и борода не могли причинить особых неприятностей, поскольку у меня ярко-рыжая шевелюра, как и у многих сынов этой страны. (С гордостью должен заметить, что в Саудовской Аравии рыжий цвет считается олицетворением мужественности!)

Таким образом, самой сложной проблемой были мои голубые глаза, но специалист по изготовлению линз Гольф Иверсен из Копенгагена решил ее довольно быстро. Когда я спросил, может ли он превратить мои голубые глаза в карие, Иверсен ответил, что для него это пара пустяков.

— Я должен сыграть араба, — объяснил я.

— В королевском театре? — поинтересовался Иверсен.

— Нет, в жизни, — ответил я. — И если созданный мной образ будет недостаточно убедительным, со мной расправятся, как еще не расправлялись ни с одним актером. И публика наверняка не ограничится тем, что будет швырять в меня тухлыми яйцами и помидорами.

Гольф Иверсен был мастером своего дела и снабдил меня великолепной парой карих глаз, которые ничем не отличаются от настоящих.

Теперь мне оставалось только как следует проштудировать Коран, чтобы раз и навсегда уяснить, как вести себя во время молитвы. Для этого пришлось отработать довольно сложный ритуал, требующий немалой гимнастической подготовки и умения точно ориентироваться по странам света. Ведь если вы начнете бить поклоны, оборотившись задом к священной Мекке, то нанесете весьма тяжкое оскорбление аллаху всемогущему и всем правоверным!

Свой словарный запас я стал увеличивать такими темпами, что вскоре охрип, а язык у меня покрылся волдырями. Оба эти обстоятельства сделали мое произношение еще более естественным, ибо в арабском языке много гортанных звуков.