Четыре года спустя его назначили руководителем ботанического сада в Гарварде, где он проработал десяток лет, а также успел стать ведущим специалистом по птицам, выпустив в 1832 году в печать известный труд по американской орнитологии. Он был, по всеобщему признанию, весьма приятным человеком, которого уважал любой, кто имел честь с ним познакомиться. По крайней мере, так о нем рассказывают.
Уже во времена Наттелла леса преображались. Пантеры, лоси и серые волки истреблялись, как и бобры и медведи. Могучие первичные веймутовы сосны в северных частях леса, достигающие 220 футов в высоту (с двадцатиэтажное здание), вырубались для изготовления корабельных мачт или для того, чтобы освободить землю под фермерские угодья. Почти все они были повалены еще до окончания века. Повсюду витал дух некого безрассудства, возникшего из-за ощущения, что американский лес никогда не истощится. Двухсотлетние пеканы подрубались, чтобы легче было собрать урожай с самых высоких веток. С каждым уходящим годом картина леса ощутимо менялась. И только одна вещь осталась в изобилии совсем до недавнего времени, сохранив тем самым ощущение первородного леса, подобного эдемским садам. Это был могучий и грациозный американский каштан.
Дерева, подобно этому, не существует. Возвышаясь на сотню футов над лесным покровом, оно распустило свои ветви, каждой из которых нет равных по своей пышности. На одном дереве растут тысячи листьев, а на всех деревьях леса – порядка миллиона. И хотя каштан и вполовину ниже, чем восточные сосны, он по своей массе и симметрии является деревом совсем другого порядка. На уровне земли, в полную высоту, его ствол достигает трех метров в диаметре, а обхват – более семи метров.
Я как-то видел фотографию, сделанную в начале прошлого века, на которой были запечатлены люди, устроившие пикник в каштановой роще, недалеко от того места, которое мы с Кацем проходили, известного как национальный заповедник «Джордж Вашингтон». На фотографии изображена группа людей в пышных одеждах в погожий воскресный день – дамы с закрытыми зонтиками и мужчины с пышными усами и со шляпами-котелками на голове. Они удобно расположились на покрывале на полянке, позади которой в косых лучах света виднеются стволы деревьев невероятной величины. Люди на фотографии казались такими маленькими, такими смехотворно крошечными по сравнению с деревьями, что ты невольно задумывался: не шутка ли это, подобная старым открыткам с забавным названием «Типичная ферма Айовы», на которых арбузы были размером с амбар, а початок кукурузы помещался в тележку. Но все эти огромные каштаны на самом деле существовали. И такая картина наблюдалась на десятках тысяч квадратных миль холмов и бухт от обеих Каролин до Новой Англии. Увы, всего этого больше нет.
В 1904 году смотритель Бронксского зоопарка в Нью-Йорке заметил, что их статные каштаны покрылись доселе неизвестными маленькими оранжевыми червоточинами. В течение нескольких дней деревья начали болеть и погибать. К тому времени, когда ученым удалось установить, что деревья поразил гриб Endothia parasitica, вероятно, завезенный вместе с древесиной, поставляемой из Азии, все каштаны погибли, а гриб распространился в гигантских масштабах в Аппалачах, где каждое четвертое дерево было каштаном.
Несмотря на свою массивность, дерево – очень хрупкий организм. Вся его внутренняя жизнедеятельность сосредоточена в трех тонких, словно бумага, слоях ткани. Это луб, древесина и камбий, расположенные прямо под корой, которые вместе образуют влажный рукав, обволакивающий мертвую сердцевину. Каким бы высоким ни было дерево, само оно представляет собой несколько футов живых клеток, распределенных тонким слоем от корней до листвы. Эти три неустанно функционирующих слоя выполняют все необходимые для поддержания жизни дерева химические и строительные функции, а результат, которого они достигают, является настоящим чудом природы.
Не издавая шума, каждое дерево в лесу (если взять взрослое дерево в жаркий день) перегоняет огромный объем воды – несколько сотен галлонов, которые стремительно поднимаются вверх от корней к листьям, чтобы потом вернуться в атмосферу. Только представьте шум, гам и гул оборудования, которое бы потребовалось пожарникам, чтобы доставить такой объем воды на высоту, равную высоте дерева. А доставка воды всем частям дерева – это лишь одна из функций, которые выполняют луб, древесина и камбий.
Они также производят лигнин и целлюлозу, регулируют накопление и производство танина, камеди, масел и смол, распределяют минералы и питательные вещества, преобразуют крахмал в сахар для дальнейшего роста дерева (вот так и появляется кленовый сироп), и Бог знает, что еще они делают. Но поскольку все это происходит в столь тонком слое, то это делает дерево невероятно уязвимым перед паразитами. Чтобы бороться с ними, деревья вооружились отлаженными механизмами защиты. Именно поэтому, к примеру, гевея вырабатывает млечный сок, если ее повредить, как бы говоря насекомым и другим организмам: «Я невкусная. Тут для тебя ничего нет, уходи». Деревья могут также отпугивать гусениц, наполняя свои листья танином, из-за чего они становятся менее вкусными, чем вынуждают гусениц искать еду в другом месте. Когда на дереве появляется особо много других организмов, некоторые из них могут даже сообщить об этом другим деревьям. Отдельные виды дубов испускают вещество, которое сообщает другим дубам, что поблизости происходит атака паразитов. В ответ на это предупрежденные своими сородичами дубы начинают выработку танина, чтобы противостоять грядущему нападению.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу