Игорь Михайлов - Дольке вита

Кажется… Да мало ли что может показаться в этом городе. Городе, где каждый камень – это не просто текст, это живые, еще не остывшие шаги истории. К примеру, Площадь Трав (Пьяцца Эрбе) – Верона венецианская. С дежурным львом, водруженным на колонну. Сан-Марко, недремлющим оком присматривает за своей паствой. Или замок Скалигеров, герцогов делла Скала – этакое пограничье с зубчатыми стенами, рвом и мостом на цепи между средневековьем, возрождением и современностью, которые здесь каким-то странным образом сосуществуют. По крайней мере, так кажется сверху.

С холма Сан-Пьетро и окрестных садов Семирамиды, которые опоясали город, словно триумфальный венок с виноградниками Вальпуличелло, маленькими деревушками, вознесшимися к небу, каким-то Капитолием с большим крестом, который в ночи осеняет все то, что происходит внизу своим величавым, но искусственным, сиреневым, как лампа дневного накаливания, светом. Здесь, внизу, люди праздно шатаются по тротуарам, пьют вино возле кабаков, прямо на мостовой, никому при этом не мешая жить. Загораются огни кафе возле замка Скалигеров.

…Арка главного входа с подвесным мостом на мощной цепи, башни и знакомая кремлевской кладки стена (ласточкин хвост, он же – папская тиара, символ католичества, который почему-то у нас никто не разгадал), тяжеловесные витые светильники, ров, окольцевавший средневековую крепость – все это для итальянцев бутафория. Они живут среди этих развалин, которым за тысячу лет. Они привыкли, а я никак не привыкну. Мне постоянно мерещатся рыцари в серебряных латах. И яркий свет факела, бросающий зловещую тень на брусчатку. Рвущий осеннюю тишину напополам пронзительный стон горна. И цокающие копытами по мостовой лошади с латниками и римскими легионерами, которые бряцают своими латами, как духовой оркестр или как шайки в бане. И еще – дамы с миндалевидными лицами и глазами горной серны, словно сошедшие с икон Джованни Беллини, апостолы, ангелы и сутулые призраки, разыгрывающие мистерию на евангельский лад.

Старая кладка с крошащимся кирпичом, травой и мхом, поросшим на стенах, – все натуральное, древнее. Лишь рыцари и римские легионеры возле Арены – ряженые. Но эта повседневная древность гораздо более реальна, чем кафе и стоящий возле него мотоцикл.

Может, эти прохожие в джинсах, туристы, бутики с модной одеждой, официанты в передниках – призраки, которые попали не в свою эпоху? Но она их полностью устраивает, ведь бизнес идет совсем неплохо.

Вы хотите Шекспира? Платите и получайте холщовую сумочку с двумя большеголовыми смешными уродцами. Или поднимайтесь вместо Ромео на балкон Джульетты.

Вам не терпится попасть в Рим? Арена за четыре евро – ваша. И вот вы уже не Иван Иваныч, а Цезарь. Внизу, под вашими стопами ночь, улица, фонарь, Верона. Город по-вдовьи одет в траур. Верона, словно задрапирована сумерками, призванными скрыть за дешевым блеском электрических огней подлинный, старинный бриллиант. Бриллиант, ценность которого можно ощутить, лишь утратив его…

Недаром Феллини так любил возвращаться в свое захолустье,

в свой Римини, где мгновение замерло, кажется, навечно. Старые тесные улочки, Пьяцца Республики, население тысяч 10—15. Столпившись вокруг фонтана на площади, старички в старомодных пиджаках и шляпах обсуждают свежие политические скандалы. Мимо них, виляя всем своим великолепием, каким ее наградила природа, ходит туда-сюда какая-нибудь Градиска, по-нашему – Желанная. Собственно, и его знаменитый фильм «Амаркорд» – не что иное, как путешествие в прошлое, на местном наречии – «я вспоминаю».

Маленькая, тесная, словно коридор в коммуналке, итальянская провинция, но только, разумеется, не летом, когда и Римини, и Пезаро из захолустья превращаются в приморские курорты. Тогда цены тут взлетают на порядок. И население увеличивается раза в три-четыре. А вот ежели очутиться тут весной (апрель-май), то будет, что вспомнить и вам. Пляжи в это время года – сплошь пустыня. Зато прогулка вдоль берега – истинное удовольствие для любителя побыть одному, заглянуть за горизонт, проводить грустным взглядом белый пароход и стайку чаек. Да и в отелях никакой тебе толкотни и паники. Шведский стол в обед ломится от разного рода разносолов. И все это – сущие копейки.

Что значит «низкий сезон»? Туриста заманивают, как Градиска женихов, самым пикантным образом. Собственно, турист в этот сезон и сам превращается в Градиску. Его желают и его зазывают, его любят, холят и лелеют. Надоест шататься по пляжу, можно рвануть куда-нибудь для поднятия своего культурного уровня в прямом и переносном смысле. Для Пезаро таким культовым местом является Урбино. Небольшой городок, на местном наречии поименованный не иначе, как Луг. В (чуть не сказал – Лугу) Урбино от автовокзала Пезаро автобус поднимается в предгорье Апеннин. Бесконечный серпантин вьется вокруг маленьких деревушек с виноградниками, холмов, заросших всяческой зеленью. Кажется, что туристический маршрут лежит на небо. Но спустя час автобус с одышкой останавливается на супротив замка, водрузившего себе на башню шапку с голубым подбоем неба. Это вот, собственно, и есть лужок Урбино. Маленький, средневековый, словно из кубиков, сложенный из камня, Урбино несколько напоминает пирамиду. Высшая его точка – памятник великому Рафаэлю.