Сергей Сергель - На золотых приисках

Сон победил, и я заснул.

Ночью был разбужен хрустом в рядом начинавшейся кустарниковой чаще. За хрустом послышалось могучее дыхание. Уж не медведь ли? Кому больше?

Бужу Василия. Осторожно выглядываем из шалаша. Хруст повторяется, и из-за края чащи медленно показывается смутный силуэт коровы.

— Маруся! — восклицаю я, — ах, чтоб тебя, неугомонная путешественница...

— Медведь так не ходит, — говорит Василий, — он подойдет— не услышишь, ни па один сучок не наступит.

Ложимся спать. Месяца уже нет, на небе сияют самые яркие звезды.

Утро и день были солнечные и бодрые. Над тайгой тянул ветерок, неся по чистейшему голубому простору резко очерченные, серебристо-серые облака. Под ветром размеренно качались пихты, беспокойно трепетали листьями березы и рябины.

Я лежал Под своею зеленой кровлей и, пе отрываясь, смотрел на это ритмичное движение зеленой стихии, на вольный бег облаков, на темнеющие вдали силуэты гор. Я как будто слушал музыку небывалой силы и красоты. Не из-за неё ли некоторые темные таежники так привязываются к тайге, что вне ее томятся и тоскуют?

Слушаешь гармоническую песню леса и забываешь все на свете.

Дремлется, грезится под рокот таежных струн. Сливаешься с матерью-природой, делаешься незаметно мал и бесконечно велик.

Разгораются краски жизни, тают невзгоды, и даже сама смерть теряет свои черные покровы и становится совсем не страшной и простой. Шуми и пой, тайга! Зови к себе людей и навевай им праздничные мысли!

* * *

Утром пришли рабочие с Адриановым. У большинства болели головы, и то и дело срывалось:

— Опохмелиться бы!

Вчера на прииске было изрядно выпито — подвернулся спиртонос. Торговля спиртом на приисках строго воспрещается, но какой закон не обходится? Надо же таежнику встряхнуться, тоже в своем роде отойти от себя, хоть на часов, хоть призрачно, свернуть и сторону от избитой и надоевшей тропки повседневной жизни, увидеть окружающее в размалеванном виде.

Был вчера на прииске и приисковый поп Илья, объезжающий верхом на коне свою разбросанную и равнодушную к делам веры паству.

Отец Илья насквозь проспиртовался.

— Новую мощу откроем, — смеются рабочие, — его уж гниль не возьмет.

Приезжает батюшка для выполнения разных греб, но вследствие быстрого приведения себя к совершенно непотребному виду выполнение священных операций часто оказывается невозможным. Потом одолевает головная боль. Дело разрешается просто: батюшка, собрав рубли на молебствия и панихиды, пошатываясь, садится на коня.

— А молебен, батюшка? А мне панихиду? —протестуют приисковые бабы.

— Там отслужу, родимые, — сипло басит поп Илья и направляется к следующему прииску.

* * *

Петра Ивановича мы почти перестали видеть. Остаток от покрытия текущих расходов он обратил на разведку.

У него на Варваринке был участок, на который возлагались большие надежды. Судя по соседним месторождениям, на Варваринке где-то близко (по мнению Петра Ивановича) должна была залегать кварцевая жила с хорошим золотом. Здесь он и жил с несколькими рабочими, роясь в склонах гор, упорно разыскивая где-то притаившуюся жилу.

Наша гидравлика делала свое дело.

На месте лесистой лощины образовалась широкая и глубокая выработка, напоминающая огромную рапу на зеленой груди гор. День за днем эта рана ширилась.

Железный червяк гидравлики срывал пласт за пластом и резко менял общий вид местности.

В один вечер с бутары было снято золота как будто меньше, чем в прошедшие дни. Весы показали уменьшение на два золотника.

Это было неприятно потому, что до этого вечера ежедневная съемка золота, хотя и медленно, но непрерывно увеличивалась. Адрианов приписал это снижение случайной бедности какого-либо небольшого участка.

На другой и на третий дни съемки были удовлетворительны.

Но следующий вечер дал опять снижение. Адрианов Забеспокоился, известил Петра Ивановича. Последний тотчас прибыл на выработку, и сан стал направлять ход работ.

Съемки неизменно падали, лишь в некоторые дни, как будто случайно, оказываясь приблизительно прежними.

Стала искать исчезающее золото—били шурфы, дудки— пробы получались сомнительные.

Пока еще работы оправдывали себя, но если бы ухудшение продолжалось, то скоро наступил бы момент, когда не было бы смысла вести разработку пласта.

День за днем момент этот приближался.

И вот, как крысы с тонущего судна, начали уходить от Петра Ивановича рабочие.