Борис Вронский - По таёжным тропам. Записки геолога

Выехали мы рано, часа в четыре утра, когда вокруг царил бодрящий двадцатиградусный морозец, и небо только начинало розоветь на востоке. В это время чудесно идти по крепкому хрустящему насту, который легко выдерживает человека. Я и Котов взяли с собой в тайгу небольших угольно-черных щенят в возрасте около трех месяцев — Кута и Олу — брата и сестру. Я был обладателем Кута.

Первую часть пути они как угорелые носились по снегу, черными мячиками мелькая на белой поверхности реки, но к концу дня начинали уставать. Приходилось брать их за пазуху и некоторое время нести в качестве дополнительной нагрузки.

30 апреля мы добрались до устья Утиной, сделав за пять дней немногим больше сотни километров.

Утиная — второй по счету прииск на Колыме. Первый из них — прииск «Первомайский» находился на Среднекане. Пока золото давали только эти два объекта, но в ближайшее время должен был вступить в строй Оротукан, где разведочные работы на ручье Пятилетка дали очень хорошие результаты.

На Утиной нас встретили очень неприветливо. Выручило только то, что в это время на Утиную прибыл с грузами транспорт тунгуса Зыбина, который собирался возвращаться в бассейн Бахапчи, далеко в сторону от нашего пути. Единственный шанс добраться до места работ — договориться с Зыбиным. После долгих сложных переговоров, во время которых немало было выпито спирта, нам наконец удалось прийти к соглашению. Отправив большую часть своего транспорта на Бахапчу, Зыбин на 8 нартах взялся довезти наш груз до устья Детрина, с оплатой по пяти рублей с пуда. Общий вес нашего груза не превышал 80 пудов. Кроме 8 нарт Зыбина, у нас имелось 4 своих нарты при 16 оленях, из которых только четыре смогли добраться до Утиной с устья Среднекана. Остальные 12 были взяты нами взамен ослабевших на местах кормежек, где они были оставлены своими хозяевами.

Аналогичное положение было и у Котова.

Ехали мы в основном ночью, когда подмораживало и можно было идти по насту без дороги. Часам к 10 дня приходилось останавливаться, так как дорога настолько раскисла, что двигаться по ней становилось почти невозможным. В довершение всего сразу же выше Бахапчи появилась вода.

Мы торопились изо всех сил. Однако Зыбину и его спутникам такая торопливость была не по душе. В самое лучшее время для езды, в ранние утренние часы, когда все сковано морозом, они крепко спали, не торопясь подниматься. Приходилось прибегать к героическим усилиям, чтобы заставить их встать и хотя бы часам к 7 выехать с места стоянии. В 10 часов снег делался рыхлым и мокрым, ноги вязли в липкой снежной массе и олени быстро выбивались из сил. Приходилось останавливаться.

8 мая мы проехали знаменитые Колымские пороги, о которых слышали столько потрясающих рассказов. Воображение рисовало мощные торосы льда среди темных мрачных камней, где в глубине глухо клокочет рвущаяся на свободу река. Действительность же представляла ничтожную речушку, шириной около 10 метров, с тихим писком струящую жалкий зеленоватый ток воды среди осевшего ноздреватого льда. «Совсем как Утинка», — сказал кто-то.

С большими трудностями протащили мы наш обоз по каменистым, почти лишенным снега берегам реки. Вокруг громоздились гранитные крутые склоны, усеянные крупными каменными глыбами, имеющими иногда причудливые формы. Некоторые из них казались изделием рук человека. Вот в ленивой позе расположилась изящная фигура пантеры Багиры, а рядом с ней задумчивый облик мальчика Маугли, а там разухабистая фигура деревенского парня с гармошкой в руках.

В распадках правого берега Колымы громоздились гигантские ледопады, сложенные прозрачным ярко-голубым льдом. Интересно, что они встречаются только с правой стороны, то есть в распадках северных склонов.

Весна бурно наступала, а до места работ было еще далеко. Продвигались мы очень медленно и за день проходили не более 20 километров.

До устья Конго (якутское слово «конгай» — спокойный) мы добрались только 11 мая.

Здесь стояло большое дерево, где на огромной затеей крупными буквами было написано, что это река Конго. Далее шла запись, что здесь осенью 1931 года перед тем как проплывать пороги остановилась на ночлег партия Вознесенского. Мы тоже оставили свою отметку — сделали рядом новую затесь, на которой начертили следующие вирши: