Борис Вронский - По таёжным тропам. Записки геолога

Поздней весной 1932 года три полевых партии — одна под моим руководством, вторая под начальством геолога Котова и третья, возглавляемая геологом Шаталовым, выехали с устья Среднекана, направляясь в верховья Колымы.

Снабжены мы были из рук вон плохо. На производственном совещании, состоявшемся перед выездом наших дальних партий, заведующий снабжением Сперанский произнес полную оптимизма речь, из которой следовало, что все партии снабжены исключительно хорошо и что только в одном отмечается существенный недостаток — «не хватает рюкзаков, крайне необходимых для работы в условиях вечной мерзлоты». К сожалению, все это было не так.

По словам Сперанского, грузы для полевых партий еще зимой были заброшены оленьим транспортом в заранее указанные точки, поэтому мы направлялись налегке с месячным запасом продовольствия и минимумом необходимого снаряжения. Нам не хватало, помимо злосчастных рюкзаков, очень многого — в первую очередь обуви.

Я должен был работать в бассейне Нелькобы — правого притока Теньки, Котов — по самой Теньке, на ее отрезке, расположенном выше Нелькобы, а Шаталов — в бассейне Берелеха — несколько дальше по Колыме. Нам надо было двигаться в одном направлении, и 26 апреля мы выехали в дальний путь.

На все три партии управление смогло выделить только 40 оленей, вымотанных до отказа тяжелыми зимними грузоперевозками. Четверо из них благополучно скончались в ночь перед отправкой в поле. При взгляде на остальных возникала твердая уверенность, что большинство последует за своими предшественниками.

Делать, однако, было нечего. Надо было отправляться в путь. Нам предстояло подняться по Колыме примерно на 250 километров и далее двигаться вверх по Теньке километров на пятьдесят.

Весна надвигалась бурно и неукротимо. По утрам еще давали себя знать крепкие колымские утренники с температурами минус 20–25 градусов, а днем на ярком обжигающем солнце все вокруг катастрофически быстро таяло.

В состав моей партии, помимо меня, входили прораб — поисковик Перебитюк и коллектор Ковяткин — молодой полуграмотный хлопец, окончивший на Среднекане краткосрочные курсы коллекторов-съемщиков.

Почти — вся огромная территория верховьев Колымы по существу являлась неведомым «белым пятном», на котором мы должны были нанести первые мазки маршрутных и площадных съемок.

Кроме Перебитюка и Ковяткина, в партии числился промывальщик Пульман — пожилой рослый дядя, бывший старатель, и трое рабочих — демобилизованные красноармейцы Гоша Родионов, Филипп Фирсов и Миша Абдрахманов. Все они служили в одной воинской части, вместе демобилизовались и были давними приятелями. Это были молодые, здоровые, полные энергии и задора ребята. К сожалению, опыта таежной жизни ни у кого из них не было.

Примерно такой же состав был и в обеих других партиях.

Путь наш лежал вверх по Колыме, по ее руслу, ослепительно сверкавшему на солнце среди уже почерневших берегов.

Первая остановка намечалась в устье ручья Крохалиного, в 20 километрах от Среднекана. Здесь стояла большая палатка около участка с оленьим кормом. Все мы, конечно, шли пешком, а олени кое-как везли на нартах наш груз. Нормальная загрузка нарт — 150–160 килограммов; у нас же, вероятно, не набиралось и сотни. Несмотря на это, олени быстро стали выходить из строя, и километров через 15 мы вынуждены были оставить на дороге четыре нарты, так как часть оленей совершенно выбилась из сил. Кое-как мы добрались до палатки и, пустив оленей пастись, отправились к оставленным нартам и притащили их на себе. Двадцатикилометровый переход занял у нас полных 12 часов. Стало совершенно ясно, что при таких темпах передвижения мы не в состоянии будем добраться до места работ и застрянем где-нибудь в пути.

О создавшемся положении мы через встретившегося нам оперуполномоченного Фалько сообщили начальнику управления Улыбину. От него пришло распоряжение Шаталову вернуться обратно, а нам с Котовым продолжать путь на Утиную, где находилась база прииска и можно было получить оленепоголовье и продовольственные запасы.

День прошел в составлении актов, отборке и перераспределении грузов. Все оставленное было сложено в палатке и оформлено соответствующим актом, который был вручен Шаталову. Мы сердечно с ним распростились и 27 апреля в 4 часа утра на 13 нартах с 30 оленями выступили в дальнейший путь.

Несмотря на то, что теперь на каждой нарте находилась не более 60 иг груза, мы с большим трудам прошли за день около 20 километров, бросив по пути двух оленей. Остальные кое-как доплелись до места следующей кормежки около зимовья. Здесь, на оленьем выпасе, мы обнаружили около двух десятков изможденных оленей, брошенных какими-то проезжими. Выбрав из них наиболее крепких, мы заменили ими часть наших, и благодаря этому смогли на следующее утро продолжать путь.