Я выхожу из кабинета с повязкой. Абсцесс под зубом ушел в очень старую пломбу в корневом канале. Все это ускользнуло от глаз моего дантиста, который осматривал меня перед началом экспедиции, несмотря на полный рентген всех зубов. Когда мне очистили рану и наложили временную охлаждающую повязку, боль почти успокоилась. Но предстоит сделать еще многое. Врач дает мне антибиотик и отправляет к своему коллеге, который специализируется на протезировании и подобных осложнениях. Все лечение займет шесть долгих недель.
Я живу в горном селе Хакуба в маленьком домике в лесу. Здесь я проведу весь период своего лечения, выезжая в клинику каждые шесть дней. Важная деталь: от дома до остановки общественного транспорта до Токио – шесть часов пути.
В это время я могу общаться по Skype со спонсорами, которых держу в курсе дела. При возникновении трудностей спонсоры всегда поддерживают меня общими усилиями. Доктор Ролланд-Ивс Маувернау и его сын Тьерри Дебиофарм утешают меня, а в моменты искренности доктор Маувернау добавляет: «Сейчас мы нужны тебе, и мы с тобой».
По телефону монсеньор Делавире говорит мне: «Сара, это жизнь. Не сдавайся». Через шесть недель после приезда в Японию я уезжаю с единственной мыслью в голове: продолжить путь.
Пустыня Гоби: вторая попытка
Пустыня Гоби, зима
Я снова в Монголии, и мне не терпится опять отправиться в путь после вынужденного перерыва на лечение зубного абсцесса в Японии.
На огромном открытом рынке, который расположен на дороге, ведущей из города, мы можем получить в руки (очень холодные, температура –32 °C!) большой алюминиевый чайник (чтобы топить в нем лед), коробку с петардами (чтобы отпугивать волков, которые зимой становятся смелее) и другие вещи. На рынке продается мясо, которое лежит на грязных прилавках. По краям и по центру выложены внутренние органы, развешены кишки.
Несколько покупателей пренебрежительно смотрят на куски и пытаются торговаться. Когда я выхожу из мясного отдела, то замечаю женщину, которая приподнимает крышку большого котла, стоящего прямо на полу. Потенциальный покупатель заглядывает внутрь, чтобы оценить товар. Любопытство заставило меня подойти, и я с ужасом увидела отрезанную голову собаки породы хаски. Казалось, что она смотрит прямо мне в глаза!
Тем временем коллега машет рукой: он нашел овчину.
«Какая тебе нравится? Будь внимательна, они разного качества!»
Я не могу сконцентрироваться, потому что до сих пор думаю о голове бедной собаки. Выбираю две овчины наугад. Я все еще в шоковом состоянии. Мне холодно, везде воняет мясом и висят кишки, а мысли о собаке совсем расстроили меня. Я не разговариваю, пока мы не садимся в машину. Мы уезжаем, даже не знаю куда.
Машина останавливается. Бат, его коллега и я приехали на окраину Улан-Батора, где стоят старые серые здания.
Мы спускаемся по лестнице, и здание поглощает нас. Бат идет впереди, он открывает старую скрипящую металлическую дверь. Внутри находятся люди, которые заняты шитьем, складыванием и склеиванием. Здесь производят красивые традиционные пояса. Рабочие, не поднимая глаз, продолжают заниматься своим делом. Точными жестами я объясняю им, что хочу, чтобы мне сшили гамаши из двух кусков овчины, которые будут полностью закрывать обувь, доходя до коленей. Я рисую простой набросок, один из рабочих долго рассматривает его, затем кивает. Мы выходим из этой непроветриваемой комнаты с запахом клея, который кого угодно способен довести до обморока.
Еще в Японии я заказала все необходимое снаряжение для экстремального холода. Палатка приехала через через несколько недель с таможенной наценкой в 1200 долларов. Это официальный монгольский налог, который больше известен здесь как коррупция.
Через два дня после визита в подвал я получаю свои гамаши. Они легко укладываются в рюкзак, и их можно надеть даже в перчатках.
У меня есть все необходимое. Поэтому на следующий день я решаю отправиться к тому месту в пустыне Гоби, где GPS отметил точку моей эвакуации.
Монгольский водитель довозит меня на своем внедорожнике до туристического лагеря, который находится всего в нескольких километрах от места моей эвакуации с зубным абсцессом. В лагере осталась только одна семья и двадцать пустых юрт. Владельцы встречают меня удивленными взглядами. После непродолжительного разговора они открывают юрту лично для меня. Они не понимают, что я делаю тут зимой и одна.
Читать дальше