Ирина Летягина - Год, в котором не было лета. Как прожить свою жизнь, а не чужую

Это был второй день похода. Моя лысая голова блестела на солнце. Пока я не побрилась, я не знала, что ветра так много. Теперь голова ощущала его постоянное присутствие и изменение траекторий его вихрей. Пресловутая связь с небом. Ветер меняет свое направление сотни раз за минуту. Обнаженный череп чувствует это, словно послюнявленный палец, увеличенный во много раз. Мужчинам несказанно повезло. Они могут бриться наголо и не чувствовать никакой социальной стигматизации. Никто не посчитает, что мужчина потерял волосы в результате серьезного заболевания, не подумает, что он сбежал из колонии строгого режима. Он совершенно без притеснений может наслаждаться ветром, он может проводить рукой по крошечному ежику, слегка колющему ладонь, и слышать звон удовольствия в ушах. Мне хотелось бы всегда быть бритоголовой. Но я еще не знала, как меня будут воспринимать люди. С момента начала путешествия я ни с кем не говорила.

Я шла по тропе мимо лугов и полей. Пару раз меня нагоняла улюлюкающая группа велосипедистов, и я уходила в сторону, чтобы пропустить их вперед. Коровы вольготно развалились справа и слева от дороги под оливковыми деревьями. Ничто их не могло потревожить. В тот день я начала идти рано и потому уже к полудню пришла в деревню, где можно было переночевать. Я зашла в деревенскую церковь, на покатой крыше которой аисты свили несколько гнезд. В церкви никого не было. Я опустилась на скамью и медленно закрыла глаза. Через несколько минут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась и увидела темноволосую испанку со встревоженным лицом. Она спрашивала меня, все ли со мной хорошо. Я успокоила ее, объяснив, что мне просто хочется немного отдохнуть. Марта, так звали заботливую девушку, сказала, что будет рада покормить меня после того как закончит приготовления в соборе для вечерней мессы. Мы вместе с ней расставили гигантские свечи в канделябрах вокруг алтаря, приготовили Библию для падре, приклеили хрустальные слезки к щечкам статуи Девы Марии и украсили зал вазами цветов. Она рассказала мне, что подготовка к католической Страстной неделе, которая называется Семана Санта, уже идет полным ходом. Через два месяца без малого по улицам будут ходить треугольные колпаки наподобие Ку-Клукс-клана, с прорезями для глаз, огромные оркестры станут играть песни про Христа и его Воскресение, а люди, тренировавшиеся несколько месяцев, гурьбой понесут большие постаменты со статуями святых. Жители заполнят собой улицы, дети будут раздавать конфеты и печенья. Я надеялась увидеть это действо.

Закончив в церкви, мы бросили мой рюкзак в доме ее родных и сели возле ресторанчика ее дяди. Столики и столы занимали тротуар, по нему никто не ходил, вся деревня, казалось, собралась возле этого ресторанчика в солнечный день, чтобы посудачить, посмеяться, рассказать что-нибудь своему соседу по столику.

Я была первым пилигримом в жизни Марты, а она была первым человеком, который заговорил со мной после моего бритья. Она спросила, зачем я иду в это паломничество, такое долгое, одна? Я ответила, что хочу понять, что важно для меня в жизни. Она задумалась. А потом ответила: «Я без паломничества знаю, что важно для меня в жизни». Счастливая, подумала я. У каждого путь свой. Она улыбнулась, словно прочитав мои мысли, и ловко соскочила со своего стула. Через несколько минут она поставила на столик мой вкусный обед.

В походе учишься легко встречаться и легко прощаться, как в детстве. Я попросила Марту сберечь несколько моих вещей, потому что меня смущал вес моего рюкзака. С утра он казался пушинкой, а к середине дня становился тяжелее наковальни. В тот день я чувствовала, что смогу пройти еще столько же километров, если я снова смогу добиться эффекта пушинки. Марта забрала пару моих платьев. Потом она проводила меня до выхода из деревни. Я пошла прямо, она свернула налево.

По дороге я думала о девушке, которая знает, что важно в ее жизни. Мне тоже хотелось быть такой девушкой. Но пока о таких девчонках я твердо знала лишь одно: чужая лысая голова их не смущает.

После прощания с Мартой я снова стала неутомимым воякой, подгоняемым сумасшедшим старым генералом и его розгами.

Солдат шел уверенной армейской походкой, не щадя ног, распевая песни, которые никто не мог услышать, засыпая на ходу от усталости, стараясь не бояться ночи, деревеня собственные мускулы. Вокруг был лес с его ночным шелестом, агуканьем, шорохами, холодящими душу, шагами за спиной, принадлежащими неизвестно кому, разлившимися родниками и одиночеством. Ноги не слушались, во время спуска вниз солдат не надеялся на их твердость, но они не подвели. Мозоли болели нестерпимо, спина хотела расстаться с увесистой ношей как можно скорее, но надо было дойти до приюта. И он шел. Преодолев расстояние в пятьдесят километров за один день и за десять часов кряду. Он вошел в деревню, где горели огни, еле ворочая ноги, и постучался в закрытый приют.