Выхожу – то дождичек, то лучик солнца. Холодно; и ветер, ветер. Эх, той жары бы! В городе многое узнаётся, хоть я и недолго всё это видел: вот Karlskirche (Borromei), вот Sezession, вот и Kunsthistorisches Museum – моя вторая порция крова над головой. Иду без колебаний прямо на второй этаж. Открываю первую же дверь – и как удар по глазам: целый зал Тициана. Смотрю на эти залы какими-то новыми глазами: мир молодости (моей), мир художников, которые еще не хотели мне показать каждым своим мазком, что мир омерзителен.
Везде перед картинами мягчайшие диваны, в которых утопаешь. А при картинах толково составленные пояснения, без всякого снобизма. Хотел было посидеть еще и в музейском кафе, и вдруг звонок: «Закрываем!»
На улице все так же неуютно. Добрался до района вокзала. Хорошо бы и поесть. Но в 7 часов вечера дневных кафе уже больше как-то нигде не видно, а в ресторан идти не хочется и думать. Пошел наугад по переулкам: авось что-нибудь всё-таки попадется. Попалось нечто маленькое и невзрачненькое. Внутри никого нет – ни посетителей, ни хозяев. Сажусь. Не сразу, но всё же выходит хозяйка. И после первой пары фраз вдруг говорит: «Pan rozmawia po polsku?» Все дальнейшее уже шло только по-польски – уж как сумел. Потом осознал, что в эту польскую забегаловку кроме поляков редко кто заглядывает – разве что как я, по ошибке. Заходившие ничего не заказывали, только обменивались кое-какими польскими фразами с появившимся наконец хозяином. Своим желанием поесть я, похоже, их тут несколько озадачил. Хозяйка надолго пропала; побежала в магазин купить продуктов, что ли, – думаю. Потом вдруг кричит из недр: «А не желает ли пан перед едой еще dobrej zupy?» И приносит огнедышащей куриной лапши (явно из ее собственного обеда). То-то славно после трех недель без супа!
Долго допытывалась, где и как я учил польский. Узнавши, наконец, что это профессия такая – языки, не скрыла пренебрежения: «А, так это что за наука – всё на одну только память! Вот физика, химия – то науки!» Напрасно мы думаем, что народный суд в наших делах не понимает.
Зашел разговор и про Польшу. «Что Польша, – сказала, – Польша теперь zginęła». Я поразился. «Ну конечно! Ведь там сейчас всем заправляют żydzi! Да вот я вам газету принесу!» Приносит и сует мне вырезку из газеты: «Берите, берите, это я вам дарю!» Там какие-то списки: Белецкий – бывший премьер, Боровский – маршал Сейма, Джицимский – близкий сотрудник Валенсы, и т. д., очень много. «Что вы мне показываете? – говорю. – Нормальные польские фамилии». – «Так ведь они же все pozmieniali nazwiska!» Потом уж в поезде я разглядел, что это не просто списки – против каждой фамилии есть еще и разъяснение, что на самом деле это Блюменфельд, Ротеншванц, Энгель и т. п. Указаны и источники, которыми пользовался автор. Среди них – «сообщения людей, лично знакомых со многими из перечисленных». Оказался зверино националистический листок с бешеной пропагандой против вступления Польши в Европейское Сообщество – такая себе газета «Завтра». Примечательно, что о России ни слова – значит, с этим врагом уже справились.
Выходит, что и так можно: жить в Вене и яростно бороться за национальную чистоту Польши.
В 21.40 отправление на Москву. 32 часа в пути – и на этот раз без приключений.
В ожидании отъезда
На Елисейских полях
У решетки Люксембургского сада
На сквере Arts et Meutiers
На бульваре Сен-Мишель
На бульваре Сен-Мишель
На бульваре Сен-Мишель
Реклама
Moulin Rouge
На Больших Бульварах
Читать дальше