Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

Профессора стоят, и некто еще более главный, чем Франклин (не знаю его чина), произносит по-латыни (из английских фонем) некий субститут молитвы – нечто очень короткое. Когда ужину положено кончиться, подается какой-то невидимый мне знак и все вскакивают – доел не доел – вполне как в солдатской столовой по команде старшины. Тот же главный снова произносит что-то короткое по-латыни. Процессия движется на выход и в некий зал наверху, где все энергично сбрасывают мантии – как кажется, с облегчением – и начинают почти демонстративно вести себя по команде «вольно»: разваливаться в кресле, потягивать вино и т. п.

Гость-американец рассказывает, что в Америке дети преподавателей колледжа на льготных основаниях поступают в тот же колледж. Кембриджские ахают: у них об этом нельзя и подумать – пресса сожрет с костями!

Оксфорд. Встречает Алан Боумэн – главный читатель и издатель виндоландских текстов. Лет 50, весь из энергии, дела, стремительности и какого-то едва-едва выходящего на поверхность юмора. Ноль политесов, ноль туристско-ознакомительного – сразу в лабораторию. В лаборатории бесчисленное количество фрагментов папирусов из Оксиринха (всего их около ста тысяч). А в шкафу – 67 уже изданных ими томов этих папирусов.

Показали нам церу со столь прекрасно видимым на дереве текстом, что я спросил: а откуда вообще известно, что это было писано по воску, а не прямо по дереву? Говорят: обычно отличить можно – остаются, например, небольшие пятнышки воска. Вот вам и теория Поветкина о том, что под воском никаких следов писала не остается.

Спрашиваю Боумэна: «А у вас встречается под воском несколько записей одна поверх другой?» – «Да, бывает и две и три». – «А что делать нам, когда не три, а десятки!» – Почти без улыбки: «Ну, тогда это немного сложнее».

Спросил его также, как было дело с той виндоландской церой, с которой смыли сохранившийся воск (с текстом на нем). «Да ведь не мы же это сделали, – отвечает, – это ляпсус археологов». Выходит, и на англичан бывает такая проруха. Но детали выспрашивать вроде бы неудобно.

«А нельзя ли посмотреть виндоландские записи на деревянных пластинках?» – «А вот этого уже нельзя: все в Британском Музее». Между прочим, дерево, из которого они сделаны (кажется, и церы тоже), – чаще всего береза или, как у нас, липа.

Трояновский сразу же вписался в обстановку лаборатории, мгновенно оказался на приятельской ноге со всеми работающими там молодыми англичанами; легко говорил по-английски.

Среди этих работников маленькая китаянка Сяобо Пань, на вид настолько похожая на щкольницу, что сперва было непонятно, зачем она вообще здесь. А оказалось, что она-то и есть главный специалист по обработке сканированных изображений. И тут же согласилась попробовать обработать файлы Трояновского, раз уж нет возможности по полной программе снять оригинал. Я спросил, сколько дней или недель ей на это потребуется. – «Смогу сделать не раньше, чем завтра к 14 часам».

На мой доклад (во вторник 19-го) пришли Мэри Мак-Роберт, Шеппард, Вера Коннова. Было даже сколько-то студентов. Всего, пожалуй, человек сорок. Поскольку Боумэн и его люди никак со славистикой не связаны, рассказывал главным образом об общих проблемах чтения наших текстов; в особенности же о кодексе и о трудностях со скрытыми текстами. Английский язык, столько лет лежащий у меня без живого употребления, конечно, подзаржавел и стал малость смахивать на Basic; но по ходу рассказа дело пошло легче, особенно когда пришлось поторапливаться, чтобы не затянуть сверх положенного. Однако уж после доклада остро захотелось расслабиться – с кем только возможно, говорил по-русски.

Мэри Мак-Роберт понравилась необычайно; и слушательница прекрасная. По-русски говорит совершенно чисто (про Франклина уже не говорю – у этого русский язык феноменальный).

Поселили в Christ Church. Это по всему – колледж, да еще богатейший. Ан не так просто: в названии слова College нет – это Christ Church и всё тут. Такая особая привилегия – быть вне классификации. Здесь students – это то, что у других fellows; а то, что у других students – здесь undergraduates. Вообще в разных местах замечал явное сопротивление любой универсальной классификации, стремление не клеточку в системе занять, а изобрести и сам статус, которого ни у кого больше нет.

А по виду и по ощущению – дворец из декораций к Гамлету. Вместо дверей там и тут огромные сквозные проемы с арками, ведущие из одного средневекового холла с потолком под небесами в другой. И для завершенности мизансцены сечет мощный косой дождь, и в проемы врывается адский ветер, отшвыривая тебя назад.