Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

27 сентября 1991. Берлин.

Оказываюсь в Берлине проездом из Швеции. Встречает Мирьям Бек. Перед посадкой на поезд Берлин-Москва ведет меня в магазин, чтобы мне привезти в Москву как можно больше еды. Нахватываю огромное количество разных упаковочек, пакетиков, баночек, пластиковых корытец. Мирьям смотрит на эту гору и хочет что-то сказать, но колеблется. Потом все-таки решается: «Мне кажется, вот это, это и это надо бы сменить». – «А в чем дело?» – «Видишь ли, ты, наверно, не смотрел на этикетки; а это все «легкое» (leicht). У нас ведь теперь почти все покупают leicht. А в Москву, я думаю, все-таки лучше жирное…»

Февраль 1992. Констанц.

Огромный плакат на стене здания: Die schönsten (самые красивые) – остального не видно: заслоняют стоящие люди. Подхожу поближе: захотелось посмотреть, какие красотки считаются die schönsten в Швабии. Тут люди отходят, и я вижу продолжение: %!

Август 1992. Кунгэльв (под Гётеборгом).

Так называемая «школа» под названием «История русского языка в новом освещении»: происходят полудоклады-полууроки. Например, Стенсланд разъясняет систему древнерусских акцентных и иных надстрочных знаков. Я знакомлю публику с берестяными грамотами – разумеется, с самыми развлекательными, вроде № 43: … да пришли сороцицю сороцицѣ забыле (да пришли рубашку – рубашку забыл). С живостью слушают рассказ о грамоте № 607/562, которая составилась из двух кусков, найденных с интервалом в пять лет: жизnобоуде погоублеnе оу сыуевиць nовгородьске смьрде(Сычевичами погублен Жизнобуд, новгородский смерд).

По вечерам бывают различные номера сверх программы. Так, 24-го публике предстоит развлечение из категории боя быков – мой диспут с Бьёрнфлатеном о том, была ли в Новгороде вторая палатализация. К сожалению, мое самочувствие все время не из лучших, приступы случаются уже довольно часто. Мрачно думаю о том, что может приключиться у доски во время такого стрессового занятия, как словесное сражение. Сказал даже Свену Густафсону, что хорошо бы отменить бой. «Ну что вы! – говорит он, – как же можно? Публика так предвкушает!»

Первым говорит Бьёрнфлатен (по-английски); он огромен, медведист и совершенно роскошен. Говорит хорошо, ярко, в тональности furioso. Я дергаюсь при наиболее острых поворотах, и довольно скоро начался-таки приступ стенокардии. Полез за нитроглицерином, стараясь, чтобы было незаметно для окружающих; вроде бы помогло. К счастью, Бьёрнфлатен говорил еще довольно долго, так что к моменту, когда пришла моя очередь идти к доске, я уже успел более или менее прийти в себя. По ходу собственной речи постепенно увлекся и как-то забыл про риск. В какой-то момент перешел с английского языка на русский. Спектаклем публика, как потом говорили, осталась довольна.

Вечером Бьёрнфлатен уже уехал. Назавтра, в последний день «школы», была устроена так называемая «вечеринка». Среди обычных в таких случаях развлечений вдруг вошел Петер Альберг Йенсен и взволнованным голосом объявил, что произошло исключительное событие: найдена шведская берестяная грамота. Она по какой-то причине написана по-древнерусски. Он торжественно ее прочел:

поклоnе, ŵ потрα ко

лαвреnтию. болотовьnѧ

оутиχлα. миχькоплоске

оугоублеnе оу железьnѧкα

пαртигαnе вαρѧжьске.

присоли еψе съмѧгъyеnиѧ

и αкъуѧтъ. αкъуѧтα потерѧлъ

В авторе и адресате публика быстро распознала людей с одинаковыми в конечном счете фамилиями Йенсен и Янин. Один за другим заулыбались и те, которые вспомнили, что их скандинавский björn – у русских медведь.

Что же касается просьбы прислать смягчений (мягких знаков) и акцентов, то участников только что закончившейся страды древнерусских штудий этим уже не удивишь.

Ну а преподавателя древненовгородского диалекта, конечно, ничто так не может восхитить, как пαртигαnе вαрѧжьске.

20 октября 1992. Женева.

Зная, что мне предстоит кардиологическое обследование и, возможно, операция, позвонила Улла Биргегорд: «Проходите все обследования, а о деньгах не волнуйтесь». Какое облегчение принес этот звонок!

23-го первое занятие. Сима Маркиш представляет меня студентам роскошными словами. Лекция далась нелегко; но кончилось благополучно, только свалила с ног страшная усталость.

30-го позвонил Лефельдт, предложил денег.