Игорь Забелин - Встречи, которых не было

Потом — зимовка в устье Амура. Пойманы три аманата, и впервые взят значительный ясак (значительный для Пояркова, а не вообще) — двенадцать сороков соболей. Потом — зимовка в устье Ульи, и вот уже «Божиего милостью и государским счастьем» захвачен один аманат, и взято за него семнадцать соболей (дело близко к развязке, и надо хоть что-нибудь привезти).

Да, авантюра близилась к завершению. Недешево обошлась она сибирским казакам, но не сие, разумеется, беспокоило Пояркова. Якутск уже недалек, но что произошло в Якутске, он не ведал, а много бы дал, чтобы узнать.

А происходили в Якутске немаловажные события, хотя достигли они своего апогея позже, чем, видимо, рассчитал Поярков.

О бесчинствах Головина в Москве узнали только летом 1644 года, и только летом следующего года из Енисейска в Якутск прибыл боярский сын Иван Галкин — тот, что основал первый Якутский острог, — с царской грамотой, приказывающей всех из тюрем выпустить. Воевода Головин поначалу грамоту не принял, кричал, что написана она «воровски», но в конце концов вынужден был подчиниться и часть людей выпустил. Остальных освободили сами служилые, осмелевшие после получения грамоты… Дни Головина в Якутске, таким образом, были сочтены. В феврале 1644 года (и тут Поярков рассчитал точно) московские власти послали в Якутск нового воеводу Василия Пушкина; уже в пути догнал его приказ учинить сыск над Головиным и всеми его приближенными.

Летом 1646 года Поярков, рано по весне выйдя с Ульи, сплыл по Лене в Якутск… С чем же вернулся он? Из ста тридцати человек погибло восемьдесят, и большинство из них — на его совести, хотя последнее слово едва, ли уместно в данном контексте. Принесен жалкий, особенно в соотношении с затратами и жертвами, ясак — Шелковник с меньшими силами и меньшими потерями соберет больше… И привезены бесценные по тем временам сведения об Амуре и Даурии… Ценою непростительных жертв, но действительно бесценные…

Впрочем, пора ставить точку. Воцарившийся в Якутске воевода Василий Пушкин, следуя московскому наказу, производит сыск, велит дьякам записать расспросные речи, которые цитировались выше, и отправляет Пояркова по сыскному делу Головина в Москву.

Там исчезает он, как говорили в древности, «без следа и слова», хотя какие-нибудь слова, наверное, и сохранились в огромном сыскном деле Головина. Но на исторической арене Поярков в отличие от Головина больше не появлялся.

Что же касается Якутска, то в Якутске только фасад изменился. Уже вскоре после прибытия нового воеводы вновь полетели в Москву челобитные от служилых людей: «А прежь, государь, того мы, холопи твои, от Петра Головина терпели напрасно кнут и огонь и всякий позор и наготу, и он, государь, Вас. Пушкин, по тому же учал заводить один, батоги у него были в длину в 1 1/ 2аршин, а в толщину ручной палец». Сам Пушкин хвалился: «Яз-де не Петр Головин, всех изподтиха выведу, а на кого-де руку наложу, и ему-де у меня свету не видать и из тюрьмы не выбывать» [8] См. «Якутия в XVII веке». Якутск, 1953, стр. 234.

При первом своем дневном знакомстве с Амуром, спустившись к нему с некоторым риском опоздать на поезд, я тогда все-таки успел вернуться в вагон. Но буквально через сорок — пятьдесят минут я уже смотрел… вслед уходящему без меня поезду. Это случилось в Хабаровске. Мы с женой и биолог из нашей экспедиции Роза Кудинова гуляли по перрону, и Роза рассказывала нечто такое душещипательное о своих делах, что мы прозевали сигнал отправления… Все еще могло бы обойтись хорошо, но между перроном и нашим поездом вклинился состав, и, пока он не остановился, была полная иллюзия, что движение нашего поезда кажущееся, а когда мы убедились в обратном, догонять было поздно.

Так состоялось мое знакомство с Хабаровском, знакомство, о котором, теперь, много лет спустя, я вспоминаю без неприязни… Но тогда… Увы, не то было худо, что я остался в сатиновых штанах и майке-безрукавке, а то, что отбыли во Владивосток все мои документы… Обошлось в конце концов все благополучно: уже на следующий день мы добрались до Владивостока, но Хабаровск — единственный на земном шаре город, который я вспоминаю в связи вот с такими забавными обстоятельствами.

А в Николаевске-на-Амуре, пока продолжались затянувшиеся деловые хлопоты, мы с женой, гуляя по городу, зашли однажды в Краеведческий музей. Открытый совсем недавно, музей не мог похвастаться богатством экспонатов, но сделано все в нем было с такой любовью и вкусом, что мы с искренним удовольствием провели в музее около часа. Помимо животных, растений и предметов старины имелась в музее и карта, рассказывающая об истории изучения бассейна Амура, низовий его в особенности. Кроме плавания Невельского на карту были нанесены маршруты Пояркова и Хабарова, хотя последний из них к устью не спускался.