Игорь Забелин - Встречи, которых не было

Вот как рассказывал Алексей Филипов о посылке его на Иню и другие реки: «…казачий десятник Семен Шелковник с Охоты реки посылал нас на твою государеву службу…»

У Пояркова же, по его собственному рассказу, дело происходило так: «…пятидесятник Юшка Петров и десятники и все служилые люди били челом государю словесно , чтоб их государь пожаловал и велел отпустить под острожек к даурским князцам к Досию и Колпе для государева ясашного сбору и для корму, чтоб им, служилым людям, было чем прокормиться до весны; и он, Василий, послал того Юшку Петрова с товарищи, по их челобитию , 70 человек…» (Выделено во всех случаях мной. — И.З.)

Ни о каком государевом деле Поярков, стало быть, и не думал радеть, сидя на Умлекане. Окажись в отряде достаточно съестных припасов, он так бы и досидел, бездействуя, до весны в зимовье. Но припасы подошли к концу, и тогда не он, а смекнувшие, что придется им худо, служилые люди вспомнили о государевом ясачном сборе… Надо ли удивляться, что, не заботясь об интересах государства, Поярков ничуть не заботился и о людях своего отряда, по его вине оставшихся без продовольствия?.. Я не собираюсь судить конкистадоров XVI или XVII столетий с современных моральных позиций, но все же для успешного завершения похода, для того, чтобы самому вернуться благополучно в Якутск, Пояркову нужны были живые, а не мертвые казаки. Любой настоящий опытный военачальник, я убежден, действовал бы на его месте иначе, инициативнее. Поярков же просто отпустил служилых, снабдив их кое-какими напутствиями, а сам продолжал бездельничать в зимовье.

События разворачивались дальше следующим печальным образом.

Бодро выступив из зимовья, Юшка Петров сравнительно быстро достиг владений Досия, и навстречу ему из острожка вышли три даурских князя — сам Досий, Колпа и еще Давыря — и весьма миролюбиво (тут уж действовали нормы того времени) согласились, не доводя дело до драки, выплатить определенную дань казакам. Двое князей остались в аманатах — а институт аманатства был тогда широко распространен по Сибири и ведом даурам по собственной практике, — а третий князь ушел в острог. Вскоре казакам прислали сорок кузовов «круп овсяных» и десять скотин привели и даже выделили юрты для жилья.

…Что-то роковое было в подборе тех людей, начиная с самого Пояркова, которые отправились в первый русский поход на Амур… Знатнейшие люди даурского городка добровольно вышли из-за его спасительных стен и согласились сидеть в аманатах; дауры доставили изголодавшимся казакам съестные припасы… Веди тут казаки обычную свою политику — укрепись, держи аманатов и требуй дани, они, видимо, продержались бы до весны и с прибылью ушли обратно. Но отряд Пояркова в основном состоял из неуспевших попасть в тюрьмы новоприборных служилых людей, а не староприборных, и потому, наверное, допускали они оплошности роковые.

Юшке Петрову, например, уже на следующий день после получения мирным путем дани взбрело в голову присоединить к той дани и весь город… Сначала он потребовал, чтобы дауры пустили его отряд в город, на что аманаты резонно ответили: русских, мол, видим мы, впервые, обычаев их не знаем и лучше жить пока врозь… Тогда Юшка Петров, взяв для чего-то с собой знамя, пошел со служилыми к стенам города. А жители городка не простаки все-таки были, поняли они, что за крестным ходом последует, и когда Юшка Петров двинулся на приступ, то сразу же попал в окружение: из ворот, из подлазов выбежали вооруженные дауры, откуда-то со стороны прискакали конные воины, сидевшие, наверное, в засаде, и Юшка, бросив десятерых раненых на поле боя, едва удрал в свои юрты. Три дня держали казаки оборону в юртах, а потом бежали дальше, обратно на Умлекан, и пришли туда, естественно, не в самом лучшем виде.

Возвращение в острог разбитого отряда Юшки Петрова — это кульминация в цепи трагических событий.

В расспросных речах — а в Якутске велось следствие по делам экспедиции — рассказывается, что, когда отряд Петрова подошел к острогу, Поярков вышел и спросил служилых людей, с добычей ли-де они пришли, и они-де, служилые люди, ему, Василию, сказали: «Не томко-де што с добычею, и свое потеряли», и Василий-де их в острог пустил.

В острог пустил… «И после того голодную смертию померло тех служилых людей, которые из-под острожку пришли, 40 человек», — сообщает сам Поярков.

Можно ли — с каких угодно позиций — оценивать дела экспедиции после поражения Петрова как безнадежные и непоправимые? Восемьдесят человек, вооруженных «огненным боем», оставались большой силой, и, начни Поярков активные действия, все сложилось бы иначе, — это, по-моему, бесспорно.