Игорь Забелин - Встречи, которых не было

Я не знаю, удалось ли воеводе Ивану Акинфову организовать промысел «рыбьего зуба», но в конце концов совету Алексея Филипова последовали уж очень рьяно, и вот что является печальным фактом: ныне в водах Охотского моря не сохранилось ни одного моржа; все они были уничтожены из-за драгоценных клыков. Ареал их распространения, как говорят зоогеографы, на Тихом океане сократился, теперь они обитают лишь у берегов Чукотки, да и там уцелело к нашему времени лишь одно большое постоянное лежбище и около десятка временных мелких. Вот такого рода «влияние» человека на фауну и позволяет выявить лоция Алексея Филипова. Небезынтересно и то, что эвены не умели охотиться на моржей, предпочитая не связываться с этими грозными и могучими животными.

Большую часть своего пути отряд Алексея Филипова совершил вдоль низменного побережья, того самого, что изучала и наша экспедиция на сейнере. По всему этому побережью (об этом мы еще будем говорить) уже много тысячелетий, если не миллионов лет идет непрекращающаяся борьба между морем и реками; для побережья очень характерны лагуны, отчлененные от моря кошками, и устья рек, блокированные намытыми косами. Все это нашло свое отражение в лоции Алексея Филипова, а сравнение его описания с современной картой лишний раз убеждает, что этот аккумулятивный участок побережья чрезвычайно подвижен и имеет изменчивую береговую линию, что этот участок медленно, но постоянно поднимается, заставляя море отступать. В лоции Алексея Филипова, например, указывается, что река Ульбея имеет два устья, а теперь у нее одно. Судя по описанию Филипова, лагуна реки Ини триста лет назад была значительно меньше, чем сейчас, но зато большое лагунное озеро, на берег которого выкинуло в шторм кочи казаков, ныне не существует.

По лоции Алексея Филипова можно подсчитать, с какой скоростью передвигались казаки по морю: на кочах «своею силою» они проходили за день двадцать — двадцать Пять километров.

Обнаружив лоцию Алексея Филипова, я опубликовал о ней коротенькую заметку в «Известиях Всесоюзного географического общества». Мне показалось сначала, что появление этой заметки осталось никем не замеченным. Но через несколько лет, рецензируя для центральной газеты детскую книгу «Моря нашей Родины», написанную ныне покойным профессором Карелиным, я встретил в ней имя Алексея Филипова. Это принесло мне большую радость. И до сих пор мне приятно сознавать, что моя доля участия есть в том, что заслуги Алексея Филипова, умного и отважного казака, получили признание в наши дни, через триста лет после того, как дн кончил писать свою лоцию, а также в том, что Филипов начал новые посмертные странствия — из книги в книгу. А ведь далеко не всем жившим на белом свете выпадает такая честь!

Вновь приходится пожалеть, что мы очень и очень мало знаем о славной плеяде русских землепроходцев, что мы недостаточно внимательны к скромным описателям земли русской… Больше мне почти ничего не известно об Алексее Филипове. Знаю лишь, что он благополучно прибыл в Якутск и вместе с товарищами подал на имя «государя всея Руси» отписку, в которой рассказал о походе. Заканчивалась она так: «Вели за это, государь, Ленскому воеводе Дмитрию Андреевичу Францбекову да дьяку Осипу Степанову принять нашу челобитную и наш послужной список и заплатить нам государево жалование». Получил Алексей Филипов государево жалованье или нет — бог весть, мог и не получить, в те времена это никого не удивило бы. Но в той же отписке Алексей Филипов и его товарищи выражают готовность идти проведывать новые земли и лишь просят пополнить их отряд людьми.

Так, наверное, и было: немало еще постранствовал по Сибири и Дальнему Востоку землепроходец Алексей Филипов — составитель первой лоции северо-западного побережья Охотского моря…

В этом рассказе о первых землепроходцах на Охотском море я несколько раз упомянул имя казака Семена Ивановича Епишева, и порой не без легкой иронии. Это оправдано: особой удачливостью он не отличался, казаки его не слушались (бывало, что и били), бунтовали, прятали от него меха, играли в запрещенные азартные игры, перепродавали друг другу ясырных баб, а Семен Епишев обращался к ним с пространными речами, уговаривал вести себя прилично, а когда речи не помогали, садился и подробно излагал в отписке «Государю царю и великому князю Алексей Михайловичу всея Руси…» свои злоключения, горько сетуя на непослушных казаков.

Но прежде чем окончательно расстаться с Семеном Епишевым, мне хочется сказать о нем и несколько серьезных слов, им вполне заслуженных.