Илья Рыжов - К заоблачному озеру

Гребень шел круто вверх. Высокие «жандармы» — выветрившиеся и обледеневшие скалы — преграждали путь по гребню…

На преодоление их нужно потратить не менее трех дней. Продуктов у нас оставалось на два дня при самом экономном расходовании. Восхождение было обречено на неудачу.

Тяжело было смотреть на Сухорецкого. Он уткнулся лицом в свой мешок и лежал неподвижно, не отвечая на наши вопросы.

— Вниз! — повторил он, наконец, решительно и принялся свертывать палатку.

Гигантским стругом прошлась последняя лавина по склону Повелителя Духов.

Мощные снежные бугры были начисто срыты. В некоторых местах обнажились скалы. Поверхность снега стала выутюженной, твердой и скользкой от прокатившейся здесь тысячетонной тяжести. Каждый шаг грозил падением. Тщетно мы пытались свернуть с лавинного следа и выйти на целину. Книзу лавина расширялась, захватывая все большую площадь. Если бы мы ушли в сторону, наш путь вывел бы к обрыву цирка.

Оставалось только одно — поторапливаться. Мы шли, нервно прислушиваясь к шуму ветра, шуршанию комьев снега. И все-таки спускались очень быстро, иногда выбирая безрассудно опасную дорогу, лишь бы она была короче.

— Спокойнее, ребята! Спокойнее! — уговаривал нас Сухорецкий, к которому снова вернулись мужество и выдержка.

Но мы не могли отделаться от зловещего ощущения нависшей над нами угрозы. Каждую секунду сверху могли ринуться новые снежные обвалы.

С горькой насмешкой вспоминал я про себя наставления альпинистам, попавшим в лавину. Как же, помогут тут тебе плавательные движения рук, когда по башке хватит стопудовым комом!

Сухорецкий и Сорокин обогнали нас и пошли немного левее. Шекланов сам выбирал свою тропу. Чутье лыжника помогало ему находить сравнительно легкую и безопасную дорогу.

Резкая перемена атмосферного давления при спуске вызвала звон в ушах. Тело быстро уставало от непрерывного напряжения. Инстинктивно хотелось ставить ноги, упираясь в склон каблуками, но в кошках так спускаться нельзя. А удар о снег ступней, вооруженной десятью зубьями кошки, отдавался во всем корпусе тупой мышечной болью.

Дикий вскрик раздался впереди. Все произошло в какие-то доли секунды. Мы увидели, как Сухорецкий и Сорокин стремглав мчатся вниз по склону, тщетно пытаясь удержаться или затормозить свое падение.

Впереди был Сухорецкий. С какой-то непостижимой уму кошачьей ловкостью он перевернулся на живот и ногами вниз. Через несколько секунд мы снова увидели его в клубах снежной пыли: упираясь ногами в выступ скалы, он, полулежа, удерживал безжизненно свисавшее тело Сорокина.

Мы спешили к ним изо всех сил. Но, казалось, что никогда не удастся нам пройти сто метров, отделявшие нас от товарищей.

Сорокин был без сознания. Сломанный ледоруб болтался у него на лямке. С тяжелых, вялых рук капала кровь. Рюкзака с двумя спальными мешками на нем не было.

Укрепившись понадежнее, мы положили его на снег и стали приводить в чувство. Сухорецкого трясла нервная лихорадка.

— Я поскользнулся — он не удержал меня! Неужели он разбился, ребята?

Не открывая глаз, Сорокин закричал каким-то жалобным заячьим голосом.

— Сорокин! Дружище! Все в порядке! Где у тебя болит? — спрашивал Шекланов, ловко ощупывая его руки, ноги и голову. Как только он прикоснулся к грудной клетке, Сорокин снова закричал чужим страшным голосом.

— Нужно спускаться! — сказал Сухорецкий. — На этом склоне нельзя оставаться ни минуты.

Сорокин поднял веки, посмотрел в небо закатившимися глазами и вдруг стал делать попытки встать.

— Лавина!.. Сейчас лавина пойдет!.. — говорил он, задыхаясь и вскрикивая. — Мы на лавинном склоне! Уйдем…

Мы подняли его и поставили на ноги. Связались все вместе. Теперь я, охраняя, шел сзади. Сухорецкий и Шекланов почти несли Сорокина. Часто он падал на снег, умоляя оставить его, просил пристрелить, говорил, что у него сломаны все ребра. Он пытался откашляться, но каждая такая попытка вызывала у него неистовую боль.

Стемнело. Мы шли наугад. Под ногами все время чувствовался твердый лавинный склон.

Мы старались обмануть Сорокина.

— Ну вот, сошли с лавинного следа, — говорил Шекланов, — вот сейчас на ледник выйдем. Ну держись, брат, терпи…