Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том II

Надо думать, что полинезийки «Баунти» частенько пользовались этим способом. И делали это добровольно: они не могли взять на себя ответственность за жизнь будущего ребенка, пока у них не было дома. Их могучий материнский инстинкт запрещал им рожать от любимых мужчин, находясь «между небом и землей». Ведь на Таити, несмотря на свободу нравов у взрослых, ребенок был существом священным.

Именно поэтому красавица Мауатуа, дочь таитянского вождя и избранница предводителя мятежников Флетчера Кристиана, решилась на зачатие своего первенца только после сожжения «Баунти». То есть тогда, когда стало ясно: этот прекрасный остров — их долгожданный дом, и они останутся здесь навсегда. И ребенок будет счастлив.

И вот, спустя девять месяцев после высадки на Питкэрн, в конце октября 1790 года, на свет появился первый питкэрнец. Мальчик! Его рождение стало для островитян событием историческим. Ему суждено быть основоположником новой расы, первым человеком будущего, своего рода «Адамом» райского острова Питкэрн.

Точная дата его рождения, увы, неизвестна, но можно подсчитать, что, скорее всего, он явился на свет 22 или 29 октября 1790 года — в один из последних четвергов десятого месяца первого года новой эры Питкэрна. Обычное, британское или таитянское имя как-то не подходило этому избраннику судьбы, и счастливые родители назвали его по-особенному, по-питкэрнски: Thursday October Christian — Четверг Октябрь Кристиан.

Или, если угодно, Четверг Октябрь Первый.

Хоть имя, строго говоря, не было христианским, мальчика окрестили по протестантскому обряду; крестил садовник Уильям Браун. Надо думать, рождение первого ребенка окрылило всех островитян. Сбывалась их мечта о счастливой мирной жизни. Все тревоги позади, можно спокойно возделывать свой сад и растить детей. Мужчины ловили рыбу, женщины собирали птичьи яйца. Дома были построены, земля дала первый обильный урожай. Жизнь постепенно налаживалась.

Но — увы — счастье было недолгим. Не прошло и года после высадки, как на остров пришла беда.

В конце 1790 года Фаахоту, жена Джона Уильямса, внезапно умерла от какой-то страшной болезни горла. Мы не знаем, была ли это злокачественная опухоль или женщина просто подавилась рыбной костью, но так или иначе, это была первая человеческая потеря среди островитян. Работяга Уильямс, самый незаменимый человек на Питкэрне, остался один.

А еще через какое-то время, примерно в начале следующего, 1791 года, смерть снова посетила остров. Пуараи, беременная жена Александра Смита, собирая птичьи яйца, сорвалась с высокого утеса и разбилась об острые скалы. Самый молодой из мятежников потерял не только свою подругу, но и своего не рожденного ребенка.

Питкэрнские обрывы

Так, буквально в одночасье, двое из девяти британцев стали вдовцами.

Горе Уильямса было безутешным. Нелюдимый кузнец успел всем сердцем привязаться к своей спутнице. К нему обращались, когда нужно было что-нибудь починить или построить, но после смерти Фасто Уильямс совсем ушел в себя и перестал помогать соседям. И вот однажды он не выдержал. В один прекрасный день Уильямс в отчаянии взял шлюпку и попытался уплыть с острова прочь. Его с трудом удержали. Он, обычно спокойный и уравновешенный, бился в истерике и кричал.

Смит встретил испытание более мужественно, но и он, молодой и любвеобильный парень, не мог долго жить без женщины. На Таити проблема решилась бы просто: любая из местных красавиц посчитала бы за счастье стать новой вахиной европейца. Но на Питкэрне свободных девушек не было.

Нужно было что-то делать. И решение родилось само собой. Раз других женщин нет, надо пользоваться тем, что есть. И брать то, что «плохо лежит».

Как бы цинично это не звучало по отношению к живым людям, но факт остается фактом: недолго думая, мятежники отдали Уильямсу одну из женщин полинезийцев — супругу Тараро Тоофаити (Нэнси), а Смит забрал себе другую — сожительницу двух тубуайцев Тинафанаеа.

Неизвестно, как именно происходила эта «передача». Надо полагать, никаких общих собраний и демократических голосований не проводилось. Возможно, ошарашенным полинезийцам что-то предложили взамен, нечто вроде выкупа — пару свиней или десяток железных инструментов. Но, скорее всего, никто мнения туземцев не спрашивал. Есть даже версия, что европейцы просто бросили жребий: какие две из трех жен полинезийцев перейдут к Уильямсу и Смиту. Не исключено, что обе женщины — и Нэнси, и Тинафанаеа — сами с радостью переселились в дома овдовевших моряков. Ведь для любой вахины это было очень почетно — стать женой белого человека.