Юозас Пожера - Нет у меня другой печали

Внутри риги вдоль стен идут сбитые из деревянных планок широкие двухэтажные нары, в углу стоит сушильная печь. Составив на этих нарах снопы колосьями кверху, карелы затапливают печь. К вечеру хлеб уже сухой. Его сносят на другую половину, где через несколько дней обмолачивают.

Мы возвращались с поля другой дорожкой, вдоль леса, где синела крохотная ламбушка. Ламбами карелы называют небольшие озера, бесчисленное множество которых украшает карельскую землю. И все они безымянные.

Рядом с ламбушкой тянулось каменистое, выжженное пожаром поле, на котором там и сям валялись кучки вывороченных пней, бессильно вытянувших к нему почерневшие, обгорелые корни.

— Вот как достается нам пахотная земля, — сказал старый Отто, окидывая взглядом поле. — Огнем и топором отвоевываем у леса каждую пядь. Год пропустишь — лес опять все захватит, и землю, и хлеб отнимет…

— Да, дорого стоит ваш хлеб, — согласился я, думая о скупой карельской земле и несокрушимом упорстве ее работников.

— А все-таки не дороже, чем на Украине, — пошутил Отто. — Ведь цена килограмма хлеба у нас в стране везде одинакова. — Однако улыбка быстро спряталась в морщинах его лица. — До советской власти мы действительно дорого за него платили. За несколько горстей муки лавочник семь шкур с тебя драл. И хоть зубами скрипи, хоть богу молись — мука не снег, с неба не сыплется. Хочешь не хочешь — протаптываешь дорожку к лавке.

Так говорит старый Отто о тяжелом прошлом лесорубов, сплавщиков, земледельцев и охотников этого края.

Солнце работало засучив рукава. Спускалось на короткий отдых, но, видно, даже не успевало глаз сомкнуть: стояли белые ночи, такие светлые и короткие, что только положишь голову на подушку, а в выходящее на восток окно уже стучатся первые лучи восхода. Опять оно, солнышко, принимается за работу. Вчера оно растопило последние обломки льда на озере, а сегодня взялось за лес: под его жаркими лучами расстегнули свои одежки почки на молодых березах, и необозримая тайга зацвела зелеными пятнами.

На полях вокруг деревни снега нет и в помине. Он забился в таежную чащу, в ложбины и ущелья, залег меж скал, но солнце находит его и там. Оно выпаривает из земли талые воды и, точно беспокойная совесть, зовет пахарей к плугу.

Деревня зашевелилась. Одни лихорадочно копаются в земле, а другие, самые здоровые и сильные мужчины, укладывают в дорожные мешки продукты, смены белья и отправляются на речку.

Василий расцеловался с женой, погладил маленьких сыновей и кивнул нам. У крыльца к нему, виляя хвостом, подскочил Буян. Василий ласково потрепал пса по лохматой шее и, как человеку, сказал:

— Смотри, Буян, будь умным.

Пес долго стоял у калитки, провожая нас тоскливыми глазами, в которых все еще тлела надежда, что хозяин вдруг остановится и позовет его.

Нелегок и опасен труд сплавщика. Карельские реки бегут, ревя и прыгая по камням, перекатываясь через пороги, низвергаясь водопадами. По таким рекам плоты не ходят. До истока реки бревна сплавляются по озеру, однако и здесь их не связывают в плоты. Карелы сцепляют железными скобами гигантский квадрат из бревен, будто загон для скота, и набивают его до отказа сосновыми бревнами. Подтащат такой «кошель» к сливу, где устроена небольшая запруда, поднимут деревянный щит и спускают бревна по одному в стремительно мчащийся поток, который подхватывает тяжелое бревно, как щепку. Бешеная сила у карельских рек.

— Лет двадцать назад, — рассказывает Василий, — был у нас в деревне странный и смешной случай. Жил тут один старичок. Маленький, издали не разобрать — мальчонка или взрослый. Он пас деревенских коров. Чтобы скотина не заблудилась в лесу, ей подвязывают под морду колокольчики. Однажды слышит старичок: трезвонят колокольчики, мычат коровы и кто-то отчаянно ревет. Прибежал он туда и видит — коровы кидаются на сидящего под деревом медведя…

— Коровы?

— Да, коровы. Таков уж у них прав: сами смерти в лапы лезут… Увидал старичок такое дело и за голову схватился. А медведь завидел человека и ползет к нему, волоча зад. Старичок прыг за дерево. Так они добрых полчаса и вертелись вокруг сосны, пока мишка ни с того ни с с сего не упал. Тут только старик вспомнил про топор. Хватил медведя по макушке, тот и протянул ноги. Потом уже охотники по следам все узнали. Оказывается, косолапый рыбу в речке ловил. А мужики там лес сплавляли. Бедняга увлекся и даже не заметил несущегося бревна. Его так стукнуло, что хребет сломался. Еле выполз медведь на берег. Несколько раз срывался в воду, пока выкарабкался. Ну, а там его коровы и почуяли.