Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен [Его жизнь и необыкновенные приключения]

Фритьоф приехал в горный дом внезапно. Его костюм был смят и запылен. Дети — Лив, Коре, Ирмелин, маленький Одд — прыгали вокруг отца, но он не замечал их.

Он видел только темный прямоугольник двери и застывшую там Еву в старом домашнем платье.

Зачем она поехала в Лондон? Ей так не хотелось, но Фритьоф упрашивал, умолял: ему невыносимо одиночество в этом постылом городе.

В первые же дни Ева получила приглашение во дворец. Придворные дамы мило улыбались ей; за спиной она слышала насмешливый шепот.

Приемы следовали за обедами, обеды — за банкетами. Через неделю Ева чувствовала себя разбитой, усталой. Ей хотелось домой, к детям. Лондонская квартира, которую Фритьоф тщетно старался сделать уютной, казалась случайным номером гостиницы, где к каждой вещи прикасались чужие руки.

Принесли приглашение на завтрак в один из самых аристократических домов. Но Ева решительно отказалась ехать. С нее довольно! В юные годы ей казалось, что во всей этой нелепице, которую называют светской жизнью, есть какой-то смысл, что-то привлекательное. Но Фритьоф сам же открыл ей тогда глаза. Теперь она хочет вернуться в свой мир, привычный и простой, — вернуться как можно скорее.

Фритьоф слушал ее с мрачным видом.

— Ты находишь, что я неправа? — удивилась Ева.

— Нет, что ты! Права, тысячу раз права. Я тоже устал от всего этого. Я вот думаю, что жители больших городов похожи на зверей, набитых в каменные ящики. Поспав в одном ящике, мы выскакиваем из него и бежим с толпой подобных себе по узенькому проходу улицы в другой. Там проводим несколько часов, затем возвращаемся в свой ящик. Вот мы с тобой были вчера во дворце и кланялись, как обезьяны. Позавчера нас потащили на обед. Вместе с другими зверями мы забрались в ящик побольше. Подвернув длинные хвосты фраков и положив передние лапы на стол, упихивали в себя пять, десять, пятнадцать блюд и вливали крепкие напитки до тех пор, пока не увидели самих себя, друг друга и весь свой ящичный мир в каком-то идиотском тумане. И подумать, что это называется праздником…

— Я знаю, ты тяготишься этим… Но когда же, наконец, кончится эта мука?

— Теперь скоро. Я должен довести дело до конца. Пусть только великие державы подпишут договор о норвежской независимости. Поверь, еще не просохнут чернила подписей, как я уже буду на пути к дому.

Вскоре Ева уехала в Норвегию. Фритьоф почти все дела посольства поручил секретарю и, отложив в сторону папки с дипломатической перепиской, засел за старинные фолианты и записи исландских саг. Он давно задумал написать книгу о том, как с древних времен человек стремился проникнуть в тайны Арктики, написать о тех, кто в борьбе с суеверием и мраком бодро шел с развевающимися знаменами к неизвестному.

Словно освежающим ветром пахнуло на него со страниц, где описывались страдания и приключения героев полярной пустыни. И, когда весной 1907 года Королевское географическое общество попросило его прочесть доклад о ближайших исследованиях в Арктике, он охотно согласился. Нансен говорил о повторении дрейфа, подобного дрейфу «Фрама». Но корабль новой экспедиции должен вмерзнуть в лед северо-восточнее, чтобы его пронесло ближе к полюсу. Так будет заполнен пробел, оставшийся после плавания «Фрама».

Некоторые из слушавших доклад были уверены, что вскоре Нансен сам возглавит либо такую экспедицию, либо поход в Антарктику: стало известно, что он намерен подать в отставку.

Однако великие державы не торопились окончательно узаконить независимость Норвегии. Недели ожидания подписей под договором, а значит, и отставки превратились в месяцы. Нансен взял короткий отпуск и, стараясь избежать всяких встреч, по малолюдным улицам проехал прямо из порта в «Пульхегду».

И все же Руал Амундсен узнал о его приезде. Утром на второй день Фритьоф увидел сквозь стеклянную дверь знакомый орлиный профиль.

Это был уже не тот робкий штурман, который еще недавно в нерешительности топтался у дверей кабинета. Звезда капитана Амундсена поднялась высоко, очень высоко! На своей крохотной яхте он прошел Северо-западным проходом и со славой вернулся в Европу.

Но к Нансену у него сохранилась сыновняя почтительность. Он по-прежнему благоговел перед своим учителем. На первой странице его переведенной на многие языки книги о плавании «Йоа» было напечатано посвящение: «Министру Фритьофу Нансену с глубочайшей благодарностью от Руала Амундсена».