Две верхние линии – торговые пути на Восток через Аравию, нижняя – маршрут экспедиции Васко да Гамы, проложенный Ахмадом ибн Маджидом
Рис. 6. Маршруты путешествий Васко да Гамы и Ахмада ибн Маджида
Ахмад ибн Маджид был живым свидетелем того, как под ударами португальской политики исключительности рушилась мировая торговая система арабов и приходила в упадок ее техническая основа – мореплавание, – дело, которому он безраздельно посвятил свою жизнь. Лоцман первой европейской экспедиции в восточных водах, он отчасти относил вину и к себе, и позднее раскаяние, по-видимому, не покидало его до уже близкого конца жизни. «О, если бы я знал, что от них будет!» Жизнь близилась к роковой грани, вдохновение постепенно иссякало. Начало нового столетия отмечено в творчестве «четвертого льва моря» тремя небольшими, уже последними лоциями: «Софальской урджузой» для лоцманов в восточноафриканских водах, «Малаккской урджузой» для плавания в Бенгальском заливе и «Поэмой» для кораблей, совершающих рейсы между Джеддой и Аденом.
Если в последние годы своей жизни Ахмад ибн Маджид оказался свидетелем португальского проникновения на Восток, то его младший современник и собрат по профессии Сулайман ибн Ахмад ал-Махри жил и действовал тогда, когда хозяином Восточного Средиземноморья стал турецкий флот. Таким образом, арабское мореплавание и связанная с ним морская литература не знали эволюционного периода упадка. В деятельности своих двух наиболее выдающихся представителей, Ахмада ибн Маджида и Сулаймана ал-Махри, арабская морская традиция нашла свое высшее выражение и сразу вслед за этим, еще при их жизни, уступила главную роль на Средиземном море туркам, а на Индийском океане – португальцам. Сулайман ал-Махри, уроженец океанского побережья Аравии, еще более загадочен для науки, чем Ахмад ибн Маджид. Если в отношении последнего мы уже располагаем тринадцатью датами, то для Сулаймана анализ документов выявляет лишь две: 1511 год, когда было написано его крупнейшее произведение «Махрийская опора для прочного приобретения морских знаний», и 1564 год, под которым турецкий адмирал Челеби упоминает Сулаймана как уже покойного. Остальные четыре прозаических трактата этого лоцмана, сохранившиеся в парижской рукописи 2559, не датированы, и, таким образом, его деятельность ориентировочно относится к первой половине XVI века.
Темы, избираемые работами Сулаймана, в основе аналогичны предмету выступлений Ахмада ибн Маджида и специальной характеристики не требуют. К сожалению, вот пока все, что мы можем сказать об этом человеке. В определенный день он появился в мире и в определенный день ушел, как и все мы; дышал, двигался, думал, творил, имел друзей и недругов. Но все прошло, и сейчас только старая полузабытая рукопись в чужой стране мерцает как слабый отблеск давно угасшей жизни. А если бы рукопись не сохранилась, в память науки не вошел бы этот замечательный лоцман, и такова, наверное, судьба многих сынов минувших столетий. Грустно только при мысли, что парижский манускрипт не содержит никаких биографических данных об авторе, но по временам я задумываюсь: а может быть, Ферран не так уж прав, и таится среди тысяч рукописных строк в трудах Сулаймана из Махры бесценная деталь, которая вдруг прольет такой яркий свет на это лицо, что наши знания о нем получат решающее пополнение, а быть может, и коренную перестройку. Ведь у нас в стране нет ни копии этой рукописи, ни экземпляра ее фототипического издания, о ней мы пока судим лишь по впечатлениям Феррана, а работа над «Книгой польз» показала, что французский исследователь не всегда проникал в текст достаточно глубоко. Но непосредственное знакомство с текстом Сулаймана – дело будущего [75] К 1975 г. Т.А. Шумовский закончил перевод на русский язык сочинения Сулаймана ал-Махри «Махрийская опора, касающаяся точного исследования [, принятого] в морских науках». По целому ряду обстоятельств рукопись, принятая к печати издательством «Наука», так и не была выпущена в свет. В настоящее время в ИД «Марджани» в Москве готовится ее издание. – Прим. ред.
, сегодня для нас он еще почти весь окутан мглой.
«В произведениях Ибн Маджида, – пишет Игнатий Юлианович Крачковский, – и даже Сулаймана, действовавшего уже в значительной степени при португальцах, можно констатировать пользование только источниками и приемами Востока: никакого воздействия португальских материалов в них не заметно. В противоположность этому, обратное влияние сказывается очень сильно: уже первое продвижение португальцев к востоку от мыса Доброй Надежды познакомило их с опытом арабов, и древнейшие их памятники в этой области носят явные следы заимствований, а некоторые португальские термины специального характера представляют иногда просто перевод с арабского».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу