Роман Устинов - Автостопом по социализму, или Свобода по талонам

Других программ телевизор не показывал. Жизнь текла своим чередом.

Бедная, но корыстная сущность Пипиньо проявлялась все активней: постоянные назойливые просьбы одарить его теми или иными материальными объектами, принадлежащими мне, подкинуть ему денег на раскрутку бизнеса, суть которого он объяснял слишком расплывчато, угостить его друзей чем-либо, купить у его друзей что-либо, дать его друзьям/родителям что-либо – меня раздражали все больше и больше.

Окончательно осознал я отсутствие бескорыстных побуждений Огурца, завлекшего меня в деревню Эль Кобре, когда выяснилось, что пир как таковой нас совсем не ждет, да и финансировать мне придется его самостоятельно. Мама же Пипиньо была очень доброй и правильной женщиной, осуждавшей (я это понимал) корыстные намерения своего сына.

Ближе к вечеру я, тем не менее, затарился дешевым разливным пивом непонятного происхождения в грязной дешёвой рюмочной, в которой заседала, постепенно напиваясь, масса местного населения, и вручил канистру с этой сивухой папе Пипиньо, с которым мы сдружились, совместно разделывая только что зарезанную индейку. Другого пива в деревне ночью не продавалось: все дорогие магазины, предназначенные для экскурсантов и расположенные не в жилой, а в туристической части деревни, были уже закрыты.

Ближе к ночи, когда индейка была поглощена, Пипиньо зазвал меня в гости к мучачам. У мучачей откуда-то образовался музыкальный центр, в который мы засунули привезенный мною из России диск с похабными песнями группы «Ленинград». Постепенно спаивая мучачей остатками алкоголя, я выяснил, что и этот атрибут роскошной жизни деревни Эль Кобре – мучачи – тоже не входит в систему «все включено», обещанную мне Пипиньо, – и оплачиваются отдельно. Такой расклад меня совсем расстроил, и я – оставив достаточно посредственным мучачам свои диски в подарок – отправился спать.

Наутро мне надоело быть доимым Пипиньо, и нам пришлось распрощаться.

Мне было весьма жаль его родителей, которые верили идеалам социализма и держали портрет Че вместо иконы и жили в нищете, но мне нисколь не было жаль самого Пипиньо: когда вокруг каждый кубинец как-то суетится, пытаясь добыть себе на пропитание, он бездельничает, не помогает родителям и клянчит деньги. Вся его сомнительная деятельность – написание антиправительственных книг – мало убедила меня в своей полезности. По всей видимости, это и был тот бизнес, на который так желал получить от меня спонсорскую помощь Пипиньо, но поддержка диссидентской деятельности кубинских граждан не входила в мои планы, поэтому я оставил своему приятелю российский флаг в качестве последнего подарка и уехал.

Пожалуй, Пипиньо был единственным персонажем на всей Кубе, с которым мне пришлось расставаться не по стандартному сценарию. Никаких обниманий, объятий, обменов адресами и тому подобных церемоний не происходило. Я просто прыгнул в камбьон и уехал в Сантьяго, объяснив, что мне пора.

Прощай, Пипиньо, я еду к новым, более бесплатным мучачам!

Более бесплатная мучача нашлась совсем скоро. Пошарахавшись по Сантьяго и окончательно убедившись, что на Ямайку уплыть мне не удастся, к вечеру я начал свое продвижение в сторону Гуантанамо на пригородном автобусе. Но стало темно, и весь транспорт куда-то исчез.

Я очутился на пляже, достаточно густо населенном туристами, и занял выжидательную позицию: пляж – место событий, и события не заставили себя ждать. На лавке рядом со мной сидел местный мужичок, кушавший курицу. Предложил и мне.

– Где будешь жить? – спросил он.

– В палатке – воспоследовал ответ. Он удивился. От предложенной касы партикуляр я отказался. Но менталитет практически любого кубинца таков, что он всегда что-нибудь, да предложит иностранцу; и – по сути – не важно, принесёт ли предложение ему прибыль или нет.

Он подумал, что бы мне ещё такого порекомендовать. Слово за слово, он выяснил, что у меня не было мучачи на Кубе. Он снова удивился. И тут нами было замечено на соседней лавке то, чего у меня не было: мирно отдыхавшая мучача. И сразу – помимо курицы и касы партикуляр – начал заодно сватать мне и темнокожую красавицу, заявив, что она приходится ему какой-то дальней родственницей. На Кубе в порядке вещей сватать своих сестер, племянниц и прочих родственниц, красивых и не очень – в этом я убеждался неоднократно. Возможно, родство моих новых приятелей было и надуманным; однако, мне зачастую казалось, что тот факт, что сватуемая девушка состоит в какой-то степени родства со сватающим, по мнению самого сватающего, дает ей преимущества в глазах потенциального жениха. Мне же это было достаточно безразлично: зови её. Свистом мучача была приглашена в нашу компанию, и через несколько минут стало все понятно: у меня будет мучача.