С Гунаропуло - В туркменской степи (Из записок черноморского офицера)

Благодаря попутному ветру, мы через полчаса вошли в устье речки Гасан-Гули, по обеим сторонам которой разбросано было бесчисленное множество кибиток. Появление наше видимо возбудило сильное любопытство и удивление туркмен; казалось, все население аула высыпало к нам на встречу, оба берега реки представляли как бы две пестрые волнующиеся ленты, из которых слышался неопределенный гул, сопровождавший нас во все время нашего движения по речке. Я не хотел останавливаться в самом ауле, чтобы избежать назойливости этой массы людей; мы оставили его позади; проплыв от него около полуверсты расстояния, пристали к берегу. Спустя несколько минут, к нам прибыли старшины аула узнать о причине нашего визита. Я предложил хану переговорить с ними. В этих случаях, по заведенному уже порядку, предварительно предлагается угощение. Прислуга хана разостлала ковры, достала из лодки самовар, [1041]погребец, сушеные фрукты и проч.; старшины, присев на корточки в круговую, принялись за чаепитие. Хан просил и меня принять участие в этой трапезе. “Эстек”, сказал он своему слуге, и мне принесли подушку: по обычаю туркмен, в сходках их, садятся на подушку только почетные лица. Я просил переводчика передать мне точно предстоящий разговор хана со старшинами. После обыденных расспросов Эргельд объяснил им, что Дарья-беги очень недоволен старшинами, которые знают, где находится пленный, но не стараются его освободить. В виду предоставленных им льгот и тех хороших отношений, которые установились между ними и станцией, он просил их не нарушать дружбы и общими силами принять меры к освобождению пленного.

Старшины клялись Аллахом, что сами не принимали никакого участия в постигшей персиянина судьбе, и что им неизвестно, действительно ли он находится в указанном ханом ауле; они продолжали настаивать в справедливости своих показаний, даже несмотря на упорное неверие Эргельда. Очень может быть, что старшины говорили чистосердечно; но хану, по подавляющим уликам, доставленным его верными, не изменявшими ему, лазутчиками, положительно было известно о месте нахождения пленного. Видно было, что Эргельд хотел настоять на своем; сделав мне и переводчику знак следовать за ним, он, отойдя от старшин несколько шагов, сказал мне, что нужно пригласить старшин на шхуну и одного из них арестовать в виде залога до возвращения плененного персиянина. Когда я предложил старшинам отправиться со мной на шхуну для личного объяснения с Дарья-беги, они не противоречили, а в знак согласия, низко кланяясь, делали известное приветственное движение рукой.

Удаление наше от аула нисколько не избавило нас от любопытных, особенно женщин; нас окружили плотным разноцветным кольцом, которое, постепенно смыкаясь, сдавило бы нас, если бы хан и все старшины своими увещаниями и просьбами не умерили интенсивности толпы.

Когда мы двинулись со старшинами к лодке, ко мне с пугливо вопрошающими взглядами подбежали несколько туркменок и, хватая меня за рукава и фалды кителя, указывая на старшин, неистово кричали: “Сибар! Сибар!” (туркменам было известию, что серьезных преступников в России отсылают в Сибирь) В это время усердствующий не в меру к своему долгу матросик прикладом ружья не ударил, но отпихнул от меня одну туркменку на столько сильно, что она упала. Нужно было видеть зверское выражение лиц, появившееся у большей части обоего пола туркмен; [1042]боясь появления с их стороны грозной демонстрации, чтобы хотя несколько ослабить видимо охватившее их чувство глубокого негодования, я в ту же минуту, для виду, как бы ударил матросика, а на самом деле только сбросил с его головы фуражку. Один момент, и произошла метаморфоза: мрачные озлобленные лица просияли, и мы, хотя и не без некоторых затруднений, по возможности деликатно устраняя препятствия, делаемые нам туркменками, удерживавшими старшин, и уверяя их, что старшины эти сегодня же возвратятся обратно в аул, спустились в лодку. Когда мы плыли по речке, направляясь к шхуне, то озлобленные туркменки унизав собою берег, бежали за нами, вопия и издавая дикие, гортанные, какие-то неестественные звуки, грозя при этом кулаками и отплевываясь по нашему направлению. По прибытии нашем на шхуну, после обычных приветствий и переговоров на известную тему, начальник станции, указывая на одного старшину, предварительно рекомендованного ему ханом, именно родственника туркмена, взявшего в плен персиянина, объявил, что, к сожалению, до возвращения пленного, он должен его арестовать. Старшины, никак не ожидавшие такого результата переговоров, видимо были не довольны этим решением и, как ни топорщились и ни изъявляли своего неудовольствия, должны были покориться, и шхуна снялась с якоря, имея у себя заложника.