— А давно стали ловить рыбу?
— Да ведь как сказать, — он сдвинул на затылок папаху и посмотрел в окно, — рыба тут спокон века водилась, только лов был одна ненормальность. Ловили горцы для себя сетями. Некуда ее было девать, к нам в Россию им не рука была отправлять — воевали тогда они с нами, — это я говорю про шестидесятые годы. Да и ватаг [4] Рыбопромысловое заведение.
тогда не было, ведь первые промысла здесь появились в 1885 году. Отец покойник, рассказывал мне, как построились промысла в Петровском и Дербенте. Сельдь тогда, можно сказать, губили; солили только крупную, — мелкую, пузанка по-здешнему, продавали по копенке за сотню, а остальную зарывали!
Полная пожилая женщина внесла на подносе два стакана крепкого чая, вазочку с мелко наколотыми кусочками сахара, хлеб и яйца.
Молча поставив поднос, она ушла.
— Кушайте, — он пододвинул стакан, сильно ударил яйцом по столу и, очищая его, продолжал:
— Я тогда мальчишкой на этом самом промысле жил с отцом. Отец здесь материальным [5] Заведующий складом припасов, материалов и т. п.
служил. Жили мытогда в землянках, как кроты, невода были маленькие, сажен по двести…
— А сейчас какие? — спросил я.
— Какая тоня; есть и по восемьсот и тысячу двести, ну, а меньше шестисот нет расчету строить.
Он взглянул в окно.
— Смотрите, снег, а ведь сегодня 11 апреля.
Я оглянулся: за окном падали крупные белые хлопья.
— Эх-ма! — он с досадой плюнул и на минуту замолчал.
Под окном стоил горец в тулупе и белой папахе.
— Да, — начал он снова, — льду тогда на промыслах не было, солили теплым [6] Без применении льда.
посолом, товар торопились убирать [7] Упаковывать в бочата.
поскерее и везли его морем в Астрахань. Железная дорога прошла здесь на моей памяти, лет тридцать назад, не больше.
Ну-те-сь! Стали наезжать астраханские промышленники, рыбаки появились на Тереке, на Тюленьем острове. Рабочий народ стал сплывать, все больше с Волги, из Саратова — молодцы ребята. Может, не интересно? — обратился он ко мне.
— Что вы, я рад послушать эту историю.
— Историю, — повторил он, — она была после, как «зеленые" разгромили и двадцатом году все промысла. Потом советская власть стала все восстанавливать. А тогда какая была история? Ну-те-сь, прошла дорога, и покатилась сельдь в Ростов и Украину. Стали промысла расти и крупнеть.
К двадцатому году в одном южном районе было до двухсот промыслов, сельдь тогда ловили по пяти миллионов пудов, посчитать на девять миллионов рубликов. Вот оно как разворачивалось. Только серо было! Теперь у нас посметреть — бетонные лари, каменные казармы для рабочих, под’ездная дорога, телефоны, электричество, — он усмехнулся и добавил, — радиум поставили и эту самую ме-ха-цию заводим.
В голосе зазвучала новая нота, и я подумал, что он не случайно исковеркал слово «механизация».
В окно постучали. Я оглянулся. Прямо под окном стоял рабочий-горец в тулупе и белой папахе.
— Дербент идем, наказывать будешь? — проговорил он, ища глазами заведующего.
— Нет, поезжай, — ответил он, подходя к окну, — там дадут, что надо, я по телефону передавал. Вы не хотите с’ездить? Полюбопытствуйте город и обратно, пока здесь нечего делать. Поезжайте!
— Ладно.
Быстро одевшись, я вышел из дома.
У крыльца стояла линейка, запряженная парой. Едва мы успели сесть, как лошади тронули и резвой рысью побежали по гладкой, без колеи, дороге.
Узкой лентой тянется плоская низменность, лежащая между кавказским горным хребтом и Каспием. Горы Дагестана кое-где наступают. Еще немного — и они подойдут совсем к морю. Но море откатывается на восток и оставляет после себя песок и гальку.
Уже миновали неуютный плоский берег и пересекаем гряду песчаных дюн, вдоль которых проложена степная дорога.
С запада неприступные горы, с востока бурный Каспий. Лишь с севера на юг (и обратно) природа оставила путь сообщения между Европой и Азией.
Отроги Табасаранских гор сдавили узкую полосу степи и образовали щель под названием «Дербентский проход».
Сейчас облака спустились низко и закрывают от меня контур скал.
Холодный северный ветер бьет в лицо.
Я смотрю на тулуп горца и думаю: «должно быть, ему тепло».
В моем легком драповом пальто я ему завидую.
Туман сползает. Сквозь его пелену доносится шум прибоя. Через час езды мы сворачиваем с дороги и едем обратно к морю. Зачем? Впереди чернеют берега реки. Снова пересекаем дюны, лошади везут без дороги, без колеи, по песчаному берегу вдоль мелкой речки. На том берегу видны промысловые постройки.
Читать дальше