Дмитрий Вересов - У Терека два берега…

Европе показывали катастрофы.

Казалось, все события последнего времени так или иначе сводились к катаклизмам, природным и рукотворным. Сейчас, на исходе тысячелетия, само словосочетание «последнее время» приобретало для многих звучание апокалиптическое.

Вот затопило Чехию и Германию… И солдаты бундесвера, плавая на надувных лодках, снимают с крыш терпящих бедствие… Вот в Италии поезд врезался в грузовик, и из двух лежащих на боку вагонов санитары вытаскивают на насыпь мертвых…

Вот опять трупы, прикрытые одеялами, но теперь среди груд камня и развороченной щебенки. Это землетрясение в Турции.

А вот взрыв в Иерусалиме. Вздыбленная крыша автобуса. Кровь на асфальте, кровь на россыпях битого стекла…

В перерывах показывали отмороженных экстремалов – мотоциклистов, прыгающих через десяток поставленных в ряд автомобилей, или сноубордистов, мчащихся вниз с самой высокой и самой крутой горы…

И снова катастрофы.

Сытую, истосковавшуюся по ужасам публику пугали катастрофами. Нагромождение страхов действовало, как правило, успокаивающе: лениво пережевывая чипсы с ароматом бекона, европейский обыватель смотрел в экран, все более и более эмоционально защищаясь – «хорошо, что не в нас, хорошо, что не нас, хорошо, что не мы»… Хорошо, что не мы горим, хорошо, что не мы тонем… Хорошо, что не мы разбиваемся в самолетах.

Астрид поставила репортаж в эфир. Его перегнали по спутнику в европейскую редакцию, и уже через час сюжет попал в блок новостей.

Подмосковный Подольск. Взрыв в пригородной электричке.

Вот полунаклонившийся, уткнувшийся в придорожные кусты зеленый вагон с выбитыми стеклами. Вот военные, оцепившие поляну. Вот человеческие останки на белых простынях… Вертолет с министром чрезвычайных ситуаций… Белые микроавтобусы с мигалками и надписями «AMBULANCE» в зеркальном отражении…

Московский корреспондент Си-би-эн-ньюс пытается взять интервью у родителей юноши, погибшего в пригородном поезде… Сын жителей Москвы Василия и Антонины Мухиных Алексей ехал в этой электричке…

Корреспондент сует микрофон отцу. Тот что-то бормочет. Что-то злое и несвязное… Мать плачет, закрывая лицо руками. Корреспондент подносит микрофон милиционеру с большими звездами на погонах. Толстое лицо милиционера устало-озабоченно и говорит он, придавая голосу интонации уверенной беспощадности к виновникам…

Увы, почти всегда Айсет приходилось заниматься не тем, чем бы она хотела. Так в школе Сен-Мари дю Пре ей нравилось рисовать и раскрашивать узоры на отлитых из застывшего гипса фигурках покемонов, но метресса тащила ее в ненавистный бассейн на урок физического развития или – чего еще хуже! – на уроки этой мерзкой латыни… А когда, после окончания частной эколь в Фонтенбло она решила изучать историю искусств в Италии, отец жестко скомандовал, чтоб она поступила в Лондонскую экономическую школу на отделение медиа-бизнеса.

Вот и теперь ей так хотелось провести уик-энд в Портсмуте. Побродить по узким каменистым пляжам под белыми меловыми стенами, держа Джона за руку. Помолчать, прислушиваясь к шуму волн и крикам чаек. Снять недорогой номер в отеле… И весь длинный уик-энд ни с кем не делить его, своего Джона… Но Джон хотел смотреть игру своего любимого «Арсенала» с «Манчестер-Юнайтед».

Ах, Айсет не понимала и не желала понимать, почему нельзя было бы набрать того же самого пива в номер портсмутской гостиницы и болеть за «Арсенал», лежа в номере, лежа рядом с Айсет? Или, на худой конец, почему нельзя было бы пойти в паб с таким же телевизором, но не в тот паб, что в Лондоне на Доул-стрит, а в Портсмуте? Разве в Портсмуте нет пабов?

Нет! Джону надо было непременно провести субботний вечер в его любимом пабе на Доул-стрит. Потому что туда придут его друзья – Мик, Тэш, Доззи и Дэйв. Потому что там, в пабе на Доул-стрит, он всегда смотрит все матчи своего «Арсенала». И потому что в их пабе все болеют только за «Арсенал»… И если – не приведи Господь! – туда ввалятся болельщики «Челси» или «Манчестер-Юнайтед», то будет хорошенькая драчка… И потому, что если в первом тайме «Арсенал» забьет, бармен Дикки обязательно угостит всех кружечкой лагера за счет заведения, а если забьет и во втором, то всем завсегдатаям будет по пинте черного ирландского гиннеса…

Это его традиция. И ради Айсет он не намерен ломать своих привычек. Ее Джон. Ее английский мужчина.